она подошла, и качнул головой, приглашая присоединиться. Она тоже ничего не сказала, но села на предложенное место вальяжно, словно делала это каждый день.

С минуту мы молчали, и первым нарушил молчание я.

– Доброе утро, Антонина Макаровна. Хорошо ли добрались?

Она покосилась на меня.

– Спокойно, – ответила она. – Спокойно добралась. Ты, капитан, словно и не удивлен.

– Майор, – поправил я её ошибку.

– Уже? Быстро у вас, – она как-то суетно покивала.

– Повезло, – я чуть пожал плечами.

– Всем бы так везло... Ладно, майор так майор, какая разница. Так что там с удивлением, майор?

– А имело смысл удивляться? С вашей семейкой никогда не знаешь, чего ожидать. То один является на служебную квартиру, и не просто является, а вскрывает замок входной двери, то другая в бега подается, да так, что вся милиция Советского Союза не может сказать, где она обретается. Я грешным делом подумал, что и вы тоже... вслед за мужем.

– В петлю полезла? – прямо спросила она.

– Да, – согласился я. – Именно, в петлю. Ушла подальше в лес – и полезла. Осени ждал, если честно, думал, уж грибники мимо не пройдут.

– Понимаю, – Гинзбург кивнула. –Тебе бы так было проще?

– Не мне, – ответил я. – Ко мне вы никакого отношения не имеете, моя командировка в Сумы завершилась, а вместе с ней завершились и все мои дела, которые могли иметь отношение к вам, Антонина Макаровна. Но наши следователи в Сумах смогли бы закрыть дело об убийстве, а отдел в Лепеле – дело о вашем розыске. Всесоюзном, между прочим, розыске.

Она с полминуты буравила меня взглядом.

– Не врешь, майор?

– А смысл мне врать?

– Ну мало ли... у вас многие врут, как дышат. Со старых времен повелось так, и сейчас ничего не поменялось.

– Хорошего же вы мнения про Комитет государственной безопасности, – я осуждающе покачал головой. – Чем это он вам так насолил? По моим данным, вы только во время войны с нашими пересекались... да и то, скорее, не совсем с нашими, а... даже не знаю... военная контрразведка, наверное.

– И с ними, и с вашими, со всеми мы пересекались, – жестко сказала Гинзбург. – Думаешь, не знаю, в чем разница?

– Я ничего не думаю, – я пожал плечами. – Потому что не знаю, зачем вы меня позвали на эту встречу. Ведь не сдаться же?

– Нет, не сдаться, – она внимательно посмотрела на меня. – Ты что ж, действительно ничего не понимаешь?

– Зависит от того, что именно я должен понимать, – уклонился я от прямого ответа. – Не могу сказать, что я о вас вовсе не думал после возвращения в Москву, но это было раз или два и недолго. Поэтому вам, Антонина Макаровна, лучше прямо говорить, что вы хотите. Мне скоро на работу надо будет ехать.

– Оружие у тебя есть, майор? – вдруг спросила она.

Я ухмыльнулся и откинул полу пиджака, чтобы она увидела, что у меня нет ни кобуры на поясе, ни пистолета за поясом.

– Я не ношу табельное оружие... вернее, очень редко его ношу, – я вспомнил, что полковник Чепак всё-таки заставил меня надеть эту неудобную сбрую, и я потом весь вечер пытался устроить пистолет подмышкой так, чтобы мой пиджак не слишком топорщился.

– Это ещё почему? – она посмотрел на меня с недоумением. – В войну ваши первым делом за пистолеты хватались, а уже потом штаны натягивали.