Уверяя, что его трогает бедственное положение русского народа, Хаммер занялся предпринимательской деятельностью, не возвращаясь в США. В самом начале своего пребывания в России он посетил шахты на Урале. Без всякой видимой причины Хаммер пообещал сделать так, чтобы из США пришло судно с зерном в обмен на русские «концессии», которые состояли из предметов роскоши, таких как меха и драгоценные камни.

Это привлекло внимание Ленина. Он решил превратить Хаммера в первого западного посредника, или «концессионера». Первого и, как оказалось, последнего.

Хаммеру повезло сразу. Одной из концессий, о которой он договаривался, было право на эксплуатацию асбестовой шахты на Урале. По мнению Эпштейна, «вскоре после встречи с Лениным Хаммеру сказали, что его семейная фирма будет не только разрабатывать асбестовую шахту на Урале. Она станет финансовым каналом для советской деятельности в Соединенных Штатах в то время, когда такая деятельность была незаконной»[241]. Частью плана была банковская деятельность в Нью-Йорке и использование Allied Drug для отмывания денег и их перекачки из США в Россию[242]. Хаммер также вел переговоры о так называемом праве на импорт зарубежной техники и автомобилей. Он же договаривался о полулегальных сделках от имени советского правительства.

Хаммер стал посредником между Генри Фордом, в то время «самым богатым капиталистом Америки»[243], и советским правительством по поставке тракторов. Но их происхождение было скрыто[244]. Форду нужен был испытательный полигон и тестовый рынок уже в 1919 году, когда на экспорт машин и станков в Советскую Россию было наложено эмбарго. В 1922 году на Форда вышел Хаммер и предложил купить «миллионы» машин от имени Allied American (другая ипостась одной и той же фирмы) на тот случай, если сделка привлечет ненужное внимание. Форд получил полигон для испытания своих новых безлошадных плугов, а Россия – всю необходимую сельскохозяйственную технику, пусть и без официального разрешения. К 1923 году похожие сделки от имени советского правительства Хаммер заключил еще более чем с тридцатью компаниями[245]. Разумеется, все эти сделки заключались тайно, так как те же самые страны, которые признали большевистское правительство, в тот момент ввели против него санкции.

Когда в 1924 году Ленин умер и Сталин захватил власть, шахта Хаммера была национализирована. Но для человека, который вел в России странную сказочную жизнь, ничего еще не было кончено. Каким-то образом, не успел его предыдущий бизнес перейти в руки правительства, ему почему-то предоставили новые возможности. Как будто это был предлог для его дальнейшего пребывания в стране. Следующим бизнесом стала карандашная фабрика. Предполагаемому фабриканту советская «Особая комиссия по концессиям» даже предоставила роскошную штаб-квартиру в Москве. По случайному совпадению это оказалось четырехэтажное здание, в котором ранее располагались мастерские и офисы фирмы Фаберже, поспешно освобожденные для нового «квартиранта» за очевидно «символическую плату в двенадцать долларов в месяц»[246].

Пока Арманд Хаммер и его брат Виктор, к этому моменту присоединившийся к нему, якобы управляли карандашной фабрикой, они заполняли склады дореволюционными сокровищами, которые в 1929 году они собирались привезти в США. Эти вещи предполагалось выдать за личное имущество братьев, а потом Хаммер планировал все это продать, в буквальном и переносном смысле, всей Америке. Разумеется, Хаммер был не единственным человеком, помогавшим ликвидировать и экспортировать награбленные сокровища России. Но только ему действительно удалось достичь той цели, которую поставил Сталин: обеспечить промышленный подъем России иностранной валютой.

Из‑за количества ликвидируемых богатств мировой рынок бриллиантов и драгоценных камней ушел в свободное падение[247]. Что Хаммер сделал не так, как другие? Он поступил так же, как и компания De Beers, столкнувшаяся с избытком бриллиантов. Хаммер продавал не просто драгоценные камни. Он продавал историю.

В своей автобиографии 1987 года «Хаммер: свидетель истории» Арманд Хаммер рассказал фантастическую, хотя и подозрительно длинную историю о многочисленных фактах блестящей дипломатии, гениального предпринимательства и просто удачи, которые превратили его в самого эффектного коллекционера предметов искусства в мире, личного друга многих мировых лидеров и президента Occidental Petroleum. И большинство из этих фактов были обыкновенной выдумкой.

Эдвард Дж. Эпштейн еще в 1981 году понял, каким змеем был Хаммер, когда журналиста попросили написать биографический очерк о Хаммере для «Нью-Йорк таймс». В это время Хаммера выдвинули на Нобелевскую премию мира. Хотя тогда Эпштейн не мог найти доказательства своим подозрениям, инстинкт его не подвел[248]. Поэтому он просто написал статью, не показывающую Хаммера в хорошем свете, и позволил читателям самим делать выводы. В своей статье журналист не обвинял его в шпионаже, но намекал на это и указывал на то, что Хаммер намеренно заключал деловые сделки с выгодой для Советского Союза. Восьмидесятилетний Хаммер не мог этого стерпеть. Остановить публикацию он не сумел, потому что о ней не знал. Но впоследствии Хаммер стал намного осторожнее с прессой. К моменту своей смерти он был участником нескольких процессов против журналистов.

Эпштейн опередил время. Спустя несколько лет после смерти Хаммера Советский Союз рухнул, и вместе с ним исчез и железный занавес, за которым скрывались сделки Хаммера. Словно ржавая вода, из советских архивов начали просачиваться неопровержимые доказательства преступлений Хаммера. В это время Эпштейн воспользовался источниками и документами Государственного департамента, с которых был снят гриф секретности, и написал книгу «Досье: Тайная история Арманда Хаммера» (Dossier: The Secret History of Armand Hammer). Она рассказывает совсем другую историю, нежели официальная биография Хаммера.

Его версия покупки и продажи русского искусства, особенно пасхальных яиц Фаберже, выглядит примерно так. Хаммер и его брат всегда были страстными коллекционерами драгоценностей, значимых исторических артефактов и произведений искусства и брали все, что попадало им в руки. Они покупали личные вещи царя на блошиных рынках, а императорский фарфор – в ресторанах, где просто выбрасывали тарелки со сколами. Им удалось собрать столько сокровищ царской России за гроши исключительно потому, что Арманд был таким умным[249].