Игорь получал из рук самого Вяземского тяжёлые меховые одежды, утеплённые сапоги, также меховые шапки, перчатки, муфты, одеяла и прочее, а Михаил совершенно естественно направлялся в Санкт-Петербург, неся подарки в виде сладостей и фруктовых пирогов для детей дома Кивостиковых, которые очень любили его за забавные игры и истории, которые он умел рассказывать.

Сергей Соколов благословил их в час отъезда, возложив руки на их головы и целуя их в плечо в знак уважения и смирения, на что пятеро мужчин ответили ему тем же, растроганно.

После отъезда, когда необычные защитники его Принцессы скрылись за горизонтом, Князь-философ спустился в фруктовый сад и, пока его ученики работали на земле, достал из-под бешмета свою флейту и начал играть, сидя на стволе дерева, замечая, как птички порхали поблизости, привлеченные неземной мелодией, ведь пришла весна, и жизнь пробуждалась в каждом уголке его владений.

IV

Первым вернулся Михаил Николаевич после шести долгих месяцев отсутствия. Огорченный, с израненным сердцем от печальной действительности, с которой он столкнулся во время расследования, он выглядел глубоко опечаленным. Принятый в тот же вечер возвращения в скит, он со слезами рассказал следующее внимательно слушающему Сергею:

— Батюшка, к сожалению, я не преуспел в миссии, которая привела меня к семье Кивостиковых: я не смог раскрыть тайну исчезновения нашей любимой барыни. Но я обнаружил с абсолютной уверенностью, что её враги, единственные виновники её несчастья — поскольку несчастье действительно случилось — были, во-первых, граф Алексей Камерович, который желал сделать её своей любовницей, в чем получил отказ, а также хотел завладеть её состоянием, чтобы поправить своё, так как он разорен. Во-вторых, её мачеха, графиня Ингрид Корсунская, которая ненавидит её за то, что она стала главной наследницей графа Кивостикова, а также из-за страсти, которую она вызвала у графа Алексея, в ущерб ей самой, поскольку Алексей и Ингрид были и остаются любовниками. В-третьих, некоторые дамы, завидовавшие её красоте и силе обольщения, которые постоянно интриговали против неё перед Императрицей, обиженные тем влиянием, которого наша Принцесса достигала в Императорском Дворце. Уверяю вас, батюшка, что наша Императрица действовала под влиянием тех…

И что Григорий Орлов не вмешивался в это дело. Очевидно, что ни Алексей, ни Ингрид, ни князь Орлов, и никто другой, кроме нашей матушки Екатерины, не знает местонахождения нашей любимой Ольги. И повсюду утверждают, что не было никакого заговора, что наша барыня Ольга Надя никогда не предавала родину, и что версия о заговоре была выдумкой Алексея, чтобы скрыть обиду Императрицы, которая разгневалась из-за подозрений в любовной связи между нашей матушкой Ольгой и Григорием Ивановичем Орловым.

— И где ты слышал такие разговоры?…

— Да, барин, я подслушал их в самом Дворце Кивостиковых, когда семья собиралась на обеды и ужины, поскольку теперь они все богаты, так как состояние нашей Ольги перешло в их руки. Дети тоже многое мне рассказали, ведь они уже выросли и способны понимать и рассуждать о происходящем. Все желали Принцессе зла и обвиняли её. И также я узнал много другого, когда двое любовников спорили, потому что я шпионил за ними и подслушивал у дверей и окон. Слуги помогали мне и повторяли всё, что знали, поскольку им известно всё, что происходит. Они единственные, кто любит и жалеет Ольгу Надю, которую знали маленькой и носили на руках.

Сергей поблагодарил Михаила с добротой, без каких-либо комментариев, и хотел вознаградить его за преданность. Но честный мужик отказался от предложения, заявив, что всё, что он пытался сделать, он делал добровольно, и даже если бы добился успеха, не желал бы награды.

Вторым вернулся цыган, который переоделся паломником из Святой Земли, чтобы исследовать монастыри. Спустя год после своего отъезда, усталый и не скрывая острой сердечной боли, он со слезами заявил перед Вяземским, который слушал его, серьёзно сидя за письменным столом в библиотеке скита:

— Батюшка души моей! Вы должны наказать меня, ибо я бесполезен, никаких хороших новостей вам не приношу! Могу только заверить, перед несчастьем, которое меня постигло (цыгане всегда многословны и драматичны в обычных выражениях), что у нас неверная Царица, способная лгать своим подданным! Полагаю, что наша любимая княжна Вяземская была убита давно или изолирована от этого мира в подземельях Кремля в Москве или Императорского Дворца в Санкт-Петербурге… Потому что в монастырях Святой Руси её нет! Нет, батюшка! Я всё исследовал! Знаю всё, что там происходит. О, как знаю!…

Вяземский поблагодарил с такой же добротой и отпустил слугу. И, испустив глубокий вздох, вернулся к занятиям, которыми был озабочен.

"Третий, который взял на себя миссию искать прекрасную Ольгу в тюрьмах и прибыл через несколько дней после первого, сообщил разочарованно и смущенно:

— Господин! Батюшка! Я притворился солдатом, был стражником и тюремщиком, лазил по стенам и спускался в подземелья не хуже крысы. Я обыскал все места в России, где держат заключенных. Наша прекрасная Княгиня находится на свободе, поскольку она не в заключении… по крайней мере, в крупных государственных тюрьмах. Или, возможно, она умерла…

Между тем, четвертый всё не возвращался. Сергей дожил лишь до 60 лет, а тот, кто отправился на Восток, так и не вернулся в обитель. Возможно, он умер. Или, может быть, предпочел остаться среди своих соплеменников, которые давно эмигрировали в Турцию и Персию.

Тем временем, первые весенние дни второго года после отъезда агентов Вяземского знаменовали начало оттепели, и дороги начинали затапливаться потоками воды, которые с каждым мгновением становились всё сильнее. Небольшие ручьи растекались по уральским дорогам, а вдали овраги начинали блестеть скоплениями льда, который медленно таял, заболачивая луга. Было холодно, но солнце сияло в зените, и голубое небо было чистым и многообещающим, оживляя полёт птиц, возвращающихся после зимовки.

Стоя на вершине башни обители, Сергей с печальным взглядом всматривался в длинные дороги, волнами уходящие вдаль, наблюдая, не направляется ли какой-нибудь всадник к обители. Он ждал, уже встревоженный и готовый отправиться с новым визитом к Императрице, чтобы умолять о возвращении жены, двух оставшихся агентов — того, кто никогда не вернётся, и Игоря, который более года назад отправился в Сибирь.

Внезапно вдалеке появилась шаткая фигура, скачущая галопом настолько быстро, насколько позволяло плачевное состояние дорог, приближаясь к обители с криками и размахивая оружием — двусторонним топориком, к которому был привязан белый платок — подобно монгольским варварам во время вторжения в Европу. Когда он убедился, что всадник действительно въезжает на тропинку, ведущую к лестнице, он поспешно спустился и остался в галерее, выходящей во двор, где работали послушники. Вскоре