не позволяют ей переступить порог вашего уважаемого дома. Бедная Княгиня потеряла всё, господин, даже красоту, ведь она состарилась, бледная, изможденная, почти неузнаваемая.

Игорь остановился, в волнении уронив голову на подушки, и из его глаз обильно текли слёзы. Сергей дал ему успокоительное лекарство, подтянул одеяла к плечам, наложил новые стимулирующие компрессы. Затем он подживил угли в печи и вышел. Он ничего не высказал. Даже не прервал Игоря ни единым слогом. Слушал молча, бледный, с сухими глазами и губами, со сжатыми руками, выдавая признаки сильного, с трудом подавляемого волнения. Покинув комнату, он нашел Михаила Николаевича и проговорил мрачным голосом:

— Мики… Готовь теплую одежду и лошадей для Сибири. И возьми также достаточно крепкий экипаж с форейтором. Отправимся завтра сразу после восхода солнца.

Михаил понял, что происходит, и побежал исполнять приказы любимого хозяина.

V

Сергею не составило труда найти в Сибири ту, кого он искал. Руководствуясь рассказом Игоря, который подробно сообщил о местонахождении его жены, князь-философ, преодолев все трудности, сумел вернуть её в Россию, несмотря на то, что она была ссыльной. Но поскольку он был уверен, что как осуждение, так и ссылка были осуществлены в обход любых законов, лишь подчиняясь деспотизму Императрицы, которая, возможно, даже не помнила об этом факте, он вернул её также в обход любых законов, без консультаций с какими-либо судьями, и сделал это естественно, просто, как человек, который мог это сделать.

Однако вместо того, чтобы представиться жене по прибытии на место, Вяземский послал посыльного к бедному жилищу, где она укрывалась, используя вымышленное имя, чтобы привлечь её. И так, полная любопытства ответить на зов, когда Ольга вошла в гостиницу, где остановился её муж, и узнала его, она издала крик удивления, смешанный с ужасом, и упала в обморок. Сергей с состраданием помог ей, и в ту же ночь увёз её оттуда, просто сказав ей с неоспоримым авторитетом, как только увидел, что она очнулась от обморока:

— Я пришёл за тобой, моя дорогая, ты поедешь со мной.

Странное состояние подавленности последовало за этим обмороком, который больше походил на летаргический транс. Ольга чувствовала себя неспособной к любому действию. Говорить, отвечать, добровольно ходить, действовать в каком-либо смысле было невозможно из-за болезненного состояния, которое охватило её перед мужем. Заменяя горничную, о которой он не подумал взять с собой, Вяземский сам подготовил её к долгому возвращению на родину. Он привёз подходящую одежду, которую Мария Александровна упаковала и передала Михаилу. Он вымыл ей лицо, залитое слезами, которые не переставали течь из её глаз; терпеливо вымыл ей руки и ноги; одел её; расчесал её золотистые волосы, всё ещё красивые; закутал её в шерстяной жакет; накрыл длинным подбитым плащом; повязал платок на голову; надел ей перчатки и носки, оба шерстяные; поправил подбитые ботинки, так как было холодно, и она дрожала. Он был как отец, заботящийся о несчастной и горячо любимой дочери. Он ни о чём её не спрашивал. И также не сказал ей ни единого слова упрёка. Он действовал молча.

"Он предпочитал молчать, чтобы не унижать её, зная, что звук его голоса, каким бы ласковым он ни казался, больно ранил бы её совесть. В его глазах не было и проблеска раздражения. Ему не нужно было исследовать своё сердце, чтобы понять, простил ли он её. И не было такой необходимости, потому что он никогда не чувствовал себя оскорблённым ею. Он был выше тех безрассудств, которые для неё обернулись несчастьем, потерей счастья. Его любовь к ней оставалась прежней: нежной, чистой, идеальной, очаровательной, теперь даже более чистой и святой. И пока она, погружённая в свою странную апатию, напоминала сомнамбулу, не владеющую собственной волей, он заканчивал одевать её для путешествия.

И пока верный Михаил Николаевич и кучер готовили тяжёлую карету к возвращению (Вяземский распорядился привезти её, чтобы не подвергать свою Княгиню неудобствам путешествия верхом), он сам подавал ей ужин, поднося еду к её губам, чтобы она немного подкрепилась, как это делала бы заботливая мать для своего любимого малыша. Он не разговаривал. И долгое путешествие, занявшее столько дней, проходило в молчании. Несмотря на это, он чувствовал себя счастливым. Рядом была она, его любимая, очарование его глаз! Он служил ей сейчас и будет служить всегда! Чего ещё он мог желать? Он прижимал её к груди, чтобы согреть, с любовью укладывая спать на своём сердце. Держал её руки и нежно целовал их, или приглаживал волосы, поправляя их под платком, которым повязал ей голову. И целовал её в лоб. Иногда он молился про себя, пока карета громыхала, подпрыгивая на ухабах, а кучер подбадривал лошадей, напевая народные песни или взмахивая длинным кнутом в воздухе, не касаясь их спин.

В гостиницах, во время многочисленных вынужденных остановок, Ольга уединялась и спала под его присмотром. Она не выходила из комнаты. Никакая служанка не прислуживала ей, только сам муж, врач и преданный сиделка. И порой у неё поднималась температура, вынуждая их подолгу задерживаться в пути.

Со своей стороны, бедная Ольга Надя Кивостикова так и не посмотрела на безмятежное лицо своего господина после того первого мгновения. Она чувствовала себя униженной, глубоко виноватой и не осмеливалась даже любить его, потому что больше не считала себя достойной его. Но она любила его за прошлое, почитала за его доброту, за любовь, которой он её любил, за сострадание, которое, она знала, заменило в его сердце прежний пыл. Однако она предпочла бы умереть, чем видеть себя так любимой и опекаемой, потому что чем больше проявлялось величие его души, чем значительнее была его щедрость, тем сильнее становились её угрызения совести за то, что однажды она оставила его ради мимолётных мирских иллюзий, тем больше были её унижение и досада от осознания того, что на самом деле она не заслуживала любви этого необыкновенного человека, который теперь возвышался в её понимании как образец редких качеств, достойный среди многих быть любимым и уважаемым.

Но самые сильные кризисы, те нервные припадки, которые Сергей наблюдал с первого дня их знакомства, когда Мария Александровна позвала его лечить её, те бредовые состояния, которые делали её полубезумной, проявились только теперь, когда она переступила некогда счастливый порог особняка Вяземских. Дни проходили, но Ольга не обретала спокойствия, необходимого для выздоровления. Сергей применил все ресурсы возвышенной медицины, изученной в Тибете. Мария Александровна с её материнской заботой была приглашена ухаживать за больной вместе со своим сыном Михаилом, чтобы одиночество не ухудшило её состояние, но больная