После ухода и госпитальеров, и французов мальтийцы до определения своего будущего оказались под властью британского гражданского комиссара. В 1802 г. Амьенский договор, объявивший мир между Британией и Францией (правда, Наполеон намеревался соблюдать его только до тех пор, пока его это устраивает), предусматривал возвращение острова ордену Святого Иоанна. Однако мальтийцы, которые больше не испытывали добрых чувств ни к рыцарям, ни к французам, выказали свое решительное предпочтение безопасности, обещанной британской короной, – что по Парижскому мирному договору они в конце концов и получили в 1814 г.

В ночь с 1 на 2 июля 1798 г., примерно через две недели после отплытия с Мальты, французский флот встал на якорь в 7 милях [ок. 11,3 км] к западу от Александрии. Высадка такого количества людей с таким объемом вооружения на небольших лодках (а ничего другого не было) составляла сложную и длительную процедуру. Она началась только во второй половине дня 2 июля, когда уже надвигался шторм. Вице-адмирал Франсуа-Поль Брюейс д’Эгалье советовал отложить операцию до утра, но Наполеон не стал слушать. Он сам сошел на берег незадолго до полуночи. К счастью для него, сопротивления не оказывалось, пока его армия не достигла Александрии, да и там незначительный гарнизон за разрушающимися стенами мало что мог сделать, чтобы отсрочить неизбежное. Оказалось, что весь город находится в состоянии прогрессирующего упадка, его население сократилось с 300 000, которыми он гордился во времена Римской империи, до жалких 6000 человек. Кроме колонны Помпея (не имевшей никакого отношения к Помпею) и Иглы Клеопатры (никак не связанной с Клеопатрой)[144] ничто не напоминало о былой славе Александрии.

Таким образом, для французской армии взятие Александрии стало горьким разочарованием. Июльская жара сама по себе подрывала силу духа, а солдаты, ожидавшие богатого и величественного города (с соответствующими возможностями для грабежа) и обнаружившие лишь скопище зловонных лачуг, чувствовали себя не только разочарованными, но и обманутыми. Наполеон понимал, что не должен давать время разыграться страстям, и решил немедленно выдвигаться на Каир. Наступая по западной стороне дельты Нила, его солдаты без боя взяли Розетту (в процессе обнаружив Розеттский камень) и 21 июля столкнулись с основными силами мамлюкской армии сразу за Гизой. Обращение Наполеона к войскам: «Подумайте, мои солдаты, с высоты этих пирамид на вас смотрят сорок веков!» – вошло в историю, хотя едва ли оно требовалось: Bataille des Pyramides (Битва у пирамид) оказалась легкой прогулкой. Мамлюкские сабли, как бы доблестно ими ни орудовали, не выдерживали конкуренции с французскими мушкетами. На следующий день Наполеон вошел в Каир: для его солдат это было некоторое улучшение в сравнении с Александрией, но вряд ли vaut-le-voyage, то есть не стоило затраченных сил.

Нельсон тем временем рыскал по Средиземному морю в поисках французского флота. Введенный в заблуждение сообщением, что Бонапарт покинул Мальту на три дня раньше, чем это произошло на самом деле, он поторопился к Александрии; затем, к своему удивлению не обнаружив там признаков присутствия французских кораблей, снова отплыл на поиски вдоль побережья Сирии. Только около 2:30 дня 1 августа Нельсон вернулся в Египет и нашел тринадцать французских линейных кораблей (у него самого было четырнадцать) и четыре фрегата, стоящие на рейде в Абукирском заливе, куда впадает один из рукавов Нила. Однако до них оставалось не меньше девяти миль [ок. 14,5 км] и, чтобы подобраться к французам, потребовалось бы полных два часа или еще больше на построение своих кораблей в правильный боевой порядок. Девять столкновений последних дней были рискованными; при отсутствии карт всегда остается опасность сесть на мель в незнакомых водах и, что еще хуже, по ошибке открыть огонь по своим. Большинство генералов в таких обстоятельствах предпочли бы подождать до утра, но не таков был Нельсон: видя, что французы к нападению не готовы и дует благоприятный северо-западный ветер, он решил атаковать немедленно. Сначала он выслал четыре корабля ближе к берегу по одну сторону французской линии, а сам на флагмане «Авангард» (Vanguard) пошел в аналогичную атаку с моря. Каждое французское судно, таким образом, оказалось под яростным обстрелом одновременно с двух сторон. Это началось примерно в шесть часов вечера – сражение продолжалось весь следующий день, а потом и следующую ночь. К рассвету 3 августа все французские корабли, за исключением четырех, были уничтожены или захвачены, включая «Ориент», на котором вице-адмирала Брюейса убило пушечным ядром незадолго до взрыва порохового погреба. Судно и сейчас лежит на дне Абукирского залива вместе с многочисленными сокровищами, захваченными во дворцах и церквях Мальты.

Нельсон не только фактически лишил французов военного флота, но и перерезал линию коммуникации Наполеона с Францией – поставил его в практически безвыходное положение и сорвал все его планы по завоеванию Ближнего Востока. Победа Нельсона при Абукире оказала большое влияние и на боевой дух французов – хотя, по всей видимости, никак не отразилась на моральном состоянии самого Бонапарта. Еще не до конца остыли корабельные орудия, а Наполеон уже принялся за преобразование Египта в долговременную стратегическую базу. Он разработал новые, более эффективные системы управления и налогообложения; учредил земельные кадастры, составил предписания для больниц, усовершенствовал санитарные условия и даже освещение улиц. Тем временем ученые и инженеры, которых он привез с собой, занимались решением таких проблем, как обеззараживание нильской воды и местное производство черного пороха.

В чем Наполеон потерпел неудачу (что неудивительно), так это в попытках завоевать доверие и поддержку египтян. Он очень старался, при каждом удобном случае подчеркивал собственное восхищение исламом; но факт оставался фактом: он и его солдаты не только жили за счет Египта, но и вели себя как хозяева этой страны. Тут и там непрестанно вспыхивали незначительные бунты с нападениями на изолированные французские гарнизоны или одиноких французов на улице. Более серьезное выступление в октябре было подавлено с жестокой оперативностью; Наполеон издал декрет, что с этого дня любому египтянину, обнаруженному с огнестрельным оружием в руках, будут рубить голову, а его тело выбрасывать в Нил. Понятно, что чем дольше продолжалась французская оккупация, тем больше ненависти она вызывала у местных жителей.

У границ Египта тоже собирались враги. 2 сентября турецкий султан Селим I объявил Франции войну, а турецкий правитель Сирии паша Джеззар («Мясник») начал набирать армию. Наполеон решил не дожидаться сирийского вторжения, а действовать на упреждение. В начале февраля 1799 г. он повел войска через Синайскую пустыню и далее в Палестину. 7 марта пала Яффа. 2000 турок и палестинцев зарубили, еще 2000 вывели на берег моря и застрелили. В городе свирепствовала чума. В попытке улучшить свою репутацию после таких злодеяний Наполеон посетил больницу и, как говорят, довольно неосмотрительно вынес одного умершего в могилу. По счастливому стечению обстоятельств он не заразился, но и на отношения с народом этот поступок не повлиял[145].