Приближалась оса.

Каждая пчела в прихожей выдвинула жало и побежала к взлетной доске, а Чертополохи быстрее всех. Флора с другими полевками пробились вперед и присоединились к гвардии Чертополоха, сканирующей пространство фруктового сада.

Там, по периметру маркеров улья, курсировала одинокая оса. Она была большой и блестящей, а ее ноги – ярко-желтыми. Заметив на доске пчел, она приблизилась к ним, и они увидели у нее по два белых пятнышка над каждым глазом. Она покружила над ульем и, блеснув полосками, удалилась.

Сестры ликовали и шумно поздравляли друг дружку. Демонстрация их силы прогнала осу, но как она вообще посмела заявиться в их сад? Они ей показали; и даже сестры Ворсянки из Питомника пришли сражаться!

Полевки не участвовали в этой восторженной беседе: они, как и Чертополохи, продолжали сканировать воздушное пространство. Им еще никогда не встречалась оса такого необычного вида – и им это не нравилось.

Тем временем рядом с залом Танцев собиралось все больше сестер, привлеченных слухами, уже гулявшими по улью, о стычке между Чертополохами и полицейскими, и всем хотелось поговорить о безумной и дерзкой Ворсянке и еще о том, как пчелы прогнали осу.

В суматохе пересудов, восторга и всеобщего возбуждения Флора незаметно ускользнула.

Мышиная гробница нависала над Флорой, напоминая ей, как далеко она находится от святости Питомника Первой Категории, однако еще никогда в жизни она не видела младенца прекраснее этого. Он был идеальной формы, словно чистая жемчужина, крупный и крепкий, сияющий мягким светом, – и, даже несмотря на резкий запах прополиса, от сладости его дыхания у Флоры перехватывало дух.

Она взяла ребенка на руки, собираясь покормить, и он так нежно прижался к ней, что, стоило ему открыть ротик, щеки Флоры защипало, а таинственный Поток наполнил ее рот, лаская, точно Служение. Малыш ел, пока не насытился, затем свернулся в материнских руках и заснул. Если рабочая пчела отсутствовала, ее никто не искал, поскольку единственной причиной отсутствия считалась смерть, так что Флора устроилась поудобнее и забылась сном, держа на руках своего малыша.

К утру Флора увидела, что он заметно подрос и снова голоден. Звуки, доносившиеся со стороны зала Танцев, говорили Флоре, что улей давно проснулся, и она ощутила голод. Если она не поест, у нее не будет Потока, чтобы кормить ребенка. Флора бережно устроила малыша в колыбели, лаская его и шепча нежности, и укрыла своим запахом. Он закрыл глазки, и она какое-то время смотрела на него, переполняемая любовью. А затем осторожно выскользнула из коридора и направилась на поиски еды.

Но как только она сделала несколько шагов по сотовому полу прихожей, то поняла: что-то случилось. Кодированные плитки, обычно спокойно передававшие сообщения, теперь то и дело давали сбой и подрагивали под ногами, так что у всякой пчелы, шедшей по ним, путались мысли. Флора поспешила к большой центральной мозаике, где собралось множество полевок – вопреки обыкновению, они возбужденно обсуждали что-то.

Все проблемы из-за зала Танцев, говорили они: соты путали все их действия, перекраивали фразы в обратном порядке, никто не мог танцевать и передавать знания. Как они могли выполнять полеты с пользой, если были не в состоянии делиться опытом? Но все полевки умолкли, когда из зала Танцев появилась группа Премудрых и направилась в их сторону.

Флора плотно закрыла свои антенны, но все же замешкалась на долю секунды, и одна из жриц тут же взглянула на нее.

– Мы рады, что хотя бы кто-то из сестер счастлив. Ты поделишься с нами причиной?

Флора распространила запах своей породы из дыхальцев так сильно, как могла, молясь о том, чтобы перекрыть запах Потока.

– Я смиренно прошу возглавить группу уборщиц, – сказала она, раздув язык во рту. – Чтобы мы еще раз почистили пол…

– Да, – сказала другая жрица. – Причина должна быть в этом – наверняка остались следы. Вычистите зал повторно.

Флора склонила голову, как самая смиренная уборщица, и жрицы прошли мимо. Полевки смотрели, как они удаляются, а затем опять повернулись к залу Танцев. Его двери были широко раскрыты, но внутри было пусто. А в самом центре на старом восковом полу виднелось темное пятно.

– Она права, – сказала полевка породы Плюща. – Всегда, как я чую кро…

– Молчи! – выкрикнула, отворачиваясь, другая полевка, Мадам Мать-и-Мачеха. – Я хочу поскорее забыть это. – И она посмотрела на Флору. – Так ты по доброй воле решила снова стать домашней пчелой?

Эти слова жалили, но Флора только взглянула на проход, ведший к ее ребенку, и кивнула. Мадам Мать-и-Мачеха покачала головой, с трудом веря в такое.

– Тогда позволь сказать мне вот что: я никогда не буду танцевать здесь, до тех пор пока пол снова не станет чистым.

– Я сделаю все, что смогу.

Флора смотрела, как они уходят по коридору ко взлетной доске. А услышав, как они запускают моторы и взмывают в небо, она испытала огромное желание оказаться среди них, ловя крыльями воздушные потоки. Но даже замечтавшись, она ощутила, как легкая пульсация в ее животе усилилась, это означало, что ребенок хочет есть.

Она бросилась в ближайшую столовую и увидела, что в ней полно спорящих сестер, сюда прибыло сразу несколько смен одновременно из-за неисправных сотовых кодов. Из еды был только скудный цветочный хлеб плохого качества, но Флора набросилась на него и вмиг умяла свою порцию. Она услышала, что кто-то обращается к ней, и, повернувшись, увидела старую Сестру Ворсянку, нагнувшуюся над столом. Ее мех был запачкан пищей, а антенны явно работали плохо.

– Манеры для пчел вашей породы ничего не значат, – сказала старая Ворсянка, качая головой. – Ты ведь когда-то работала в Питомнике, не так ли? И все еще жива… Возьми мою порцию, обжора. – И она подвинула свою тарелку хлебных корок Флоре. – Я знаю, что умру сегодня.

– Спасибо вам, – кивнула Флора и стала есть корки, забыв о гордости; она чувствовала, как голод отступает, и знала, что у нее снова будет Поток. – Спасибо тебе, сестра.

Старая Ворсянка осматривала столовую.

– Первая Категория теперь разрушена, – сказала она, ухватившись за стол. – Взгляни на эту колыбель – воск грязный! Разве можно ожидать, что Ее Величество будет откладывать яйца сюда, а? И все эти чужестранки… как я должна учить их? – Она обвела рукой других пчел рядом с ними.

– Сестра, – ответила ей Флора, – это столовая, и тут все пчелы из нашего улья…

– Чужестранки! – выкрикнула старая Ворсянка, и ее дыхание вырвалось с хрипом. – Убирайтесь! Где мои любимые кормилицы?

Флора пригладила антенны несчастной и нагнулась к ней.

– Прямо здесь, сестра, – сказала она. – Но я забыла, куда относить младенцев на Священное Время.

Старая Ворсянка сжала ей руку.

– Главное – чтобы было чисто.