Бабка Аленья сказала, что с матушкой было легко, а Велька такая же, как сама она, бабка. Но не она ли твердила все годы, что Велька волхва слабенькая, кровь разбавленная? Для того, чтобы уберечь? И где же правда? Разве бы тревожила Вельку ее сила, если бы той было совсем мало?

Это ладно. А утицей летать — это что?

А ведь летать страсть как заманчиво, хоть кем, пусть бы и утицей.

Еще бы спросила она у бабки про чуров своих с материнской стороны и про того, кто ее оборотневой кровью наградил. Какого хоть зверя он в себе носил, интересно же!

А что более всего порадовало Вельку в этом сне: бабка сказала, что ей, Вельке, самой придется выбирать, и как она решит, так и будет. Это хорошо. Значит, не будет принуждения, и беды впереди можно не бояться, просто настанет момент, когда что-то придется выбирать…

Настолько утешило Вельку свидание с бабкой, что и Касмет, чуть ранее в том же сне увиденный, теперь страшным не казался.

Уснуть больше не получалось. Сестра, боярыни, девки спали тут же, рядом, спали крепко — дыхание их спокойное, ровное со всех сторон доносилось. Рассвет, должно быть, скоро уже… самый глухой час. Неподалеку костер еще горит, дозорные не спят. Если посидит она у входа в шатер, подышит ночной прохладой, ничего плохого не будет. Лежать, ворочаться больше было невмоготу, и душно в шатре стало. Она и выходить наружу не станет, нет, зачем? Только выглянет…

Вдруг тень мелькнула за пологом, чья-то рука его отодвинула, человек заглянул… кметь вроде? Большой, плечи широкие.

— Лада моя, ты где? Спишь?

Велька ахнула, узнавая.

Венко.

Вскочила она, как подбросил кто. Выбежала из шатра, чтобы оказаться сразу в его руках. Тут же он утащил ее за шатер, губы его прошлись по ее щеке, с ее губами встретились, чтобы не расставаться долго.

С тех пор как бродили вместе по Нави, много дней прошло, она соскучилась. Только и думалось: наконец-то!

Она все же отстранилась, силком — он не пускал, рассмеялась:

— Венко, Венко! Бродишь тут, как дух лесной, и откуда только взялся? Человек ли ты, назовись?

— Человек я. Венко меня матушка называла, — он стиснул ее крепко.

— Только матушка? — она нахмурилась.

— Братья так же кличут, и отец, бывает…

— Много у тебя братьев?

— Ой, много! — он смеялся, гладил ее пальцами по лицу, все опять норовил поцеловать.

— Думал, как же я, лада моя, с тобой не встречусь сегодня, когда еще случай будет? А вот видишь, свезло нам.

— Вы, что ли, близко?

— Ну да. Задержались опять, на одной из телег оси поломали.

— Ох, Венко, не верю я тебе, ну вот на медяшку разве только.

— И не надо!

— Да как ты меня нашел? Как сюда пройти мог? Тут дозорные всюду!

— Я слово особое знаю! Не веришь?

— Придется верить! Сильное слово, наверное, раз ты мимо наших дозороа..

— Еще какое сильное!

Глаза к тьме ночной попривыкли, и Велька парня видела, узнавала, что он это и никто другой. Хотя не так уж надо было ей видеть его, все равно бы не спутала. Долгий тот день, вместе в Нави проведенный, оказывается, связал их так, что чужими им уже не стать. Да и не только тот день. Все мысли, сомнения, что тревожили, когда сила томила, улетели прочь, казалось теперь княженке, что Венко есть один на свете, только к нему сердце рвется, только он нужен, а княжичи… да при чем здесь княжичи, хоть кто из них?

— До Карияра, люба, уже и недолго осталось. Ты потерпи. Поберегись, слушайся своих боярынь, они все верно тебе говорят.

— Ты знаешь, что тут было у нас? Про татей лесных?

— А то. Знаю. Попадутся они мне еще, ответа спрошу, мало им не покажется. Обещаю тебе. То из-за крови твоей. Так что поберегись. Я тебе еще когда говорил, что ты арья, хоть и с мешаной кровью.

— А как понял? Это внешне разве видно? Разве я так от других девок отличаюсь?

— Нет. Внешне не видно. Обереги вот у тебя, по ним видно тому, кто знает. А я чувствую твою кровь. Запах слышу.

— Что?! Чувствуешь? Запах?..

— Что-что… потом расскажу.

— Опять потом?! Венко, скажи вот, а мы вправду были в Нави с тобой вместе? — забеспокоилась она вдруг. — Не одной мне все приснилось?

— Конечно, были. Волчицу из ямы доставали, она потом мышами нас одарила, котяра еще был зловредный. Такое приснится…

— Да, да, точно.

— Люба, Велюшка моя, может, отдашь уже мне обручье? — спросил он, слегка запнувшись.

Велька замерла, сердце ее удар пропустило.

Отдать ему обручье? Вопреки отцовской воле обручиться? Как же это…

Нет, не смела она. Все еще не смела.

— Прости, — шепнула она, — не могу. Что скажу?..

— Ладно, ладно. Не грусти. Все по-нашему будет.

— Оставайся с нами, — попросила она, — езжай с нами. Каждый день видеться станем. Я понять хочу… Я ведь тебя белым днем только в Нави и видела, — сказала и задрожала против воли, осознав, что сказала.

Хоть проявляющее суть заклинание раз за разом показывало, что Венко человек, простые рассуждения приводили к иному. Сколько раз они уже встречались, и всякий раз ночью!

— Пора мне возвращаться, люба, — с грустью сказал Венко. — Чего хотел, сделал — тебя вот повидал. Скоро уже нам не придется расставаться. Веришь?

Она кивнула. Он поцеловал ее на прощанье, долго и сладко.

— Ты побереги уж для меня свое обручье, — попросил он, улыбаясь, лаская ее взглядом, и она кивнула, обещая.

Он ушел, а она нырнула в шатер. Чуть не споткнулась о спящую челядинку, упала на свою постель, прислушалась. Тихо…

Нет, теперь уже не тихо. Шум вроде, голоса. Да что же это?..

Громкие голоса, и вроде зычный бас Горыныча был слышен. А потом наконец все стихло.

Велька опять подобралась тихонько к приоткрытому пологу, посидела, тревожась, пока не убедилась, что все в порядке. Это Горыныч, должно быть, дозоры обходил, да и заметил задремавшего кметя, за это наказание было неотвратимо. А дозоры их воевода всякий раз обходил перед рассветом, сам, не доверял помощникам.

Все же уснула Велька, и снилось ей не пойми что, но хорошее. Но не всем этой ночью снились светлые сны. Уже на рассвете Вирута, оказывается, переполошила всех, потому что выскочила из шатра и кинулась в лес, а кметю, что ее тут же изловил и понес обратно, вцепилась в волосы, твердя что-то про жар-птиц, которые все кружат, кружат, злые, и улетать не хотят. Велька про птиц услыхала утром, принялась расспрашивать, пока все не вызнала. Так, значит… жар-птицы…

Это ей вроде беду от птиц Даруна обещала, а вовсе не Вируте.