Не стала она, конечно, мешаться, просто осталась рядом стоять — здесь не ее Синь-весь, навеки теперь оставленная…

А ведь один из парней — кто-то чужой, лицо незнакомое. А держится как свой.

— Ты кто же такой? — спросила она. — Я что-то не помню тебя.

Парень встревоженно дернулся, но ответил:

— Это же я, боярышня.

— Ты не узнала? — подхватил бородатый. — Вострец это, из моего десятка, ты и раньше его видала, неужто запамятовала? Вроде когда-то его и лечила еще, от грудной лихоманки.[41]

Велька моргнула и узнала, вспомнила — точно, тот самый парень, приехал как-то зимой с князем на волчью охоту, да застуженный уже, пришлось снадобьем отпаивать.

И как же она сразу его не узнала?

А потому и не узнала, что поначалу глядело на нее другое лицо, похожее, да не то. А теперь вот то. Но…

Велька медлила, стояла и смотрела, пытаясь уразуметь, что же это такое получается, почему? Недолго, нет, только несколько раз сердце и успело стукнуть. И померкло вдруг все, пропало.

Очнулась она… и не сразу поняла, где находится. Шелохнуться было трудно. Стояла она меж деревьев, как будто туго спеленутая чем-то, и чьи-то руки ее держали, крепко.

Да что же за напасть?!

Трудно было виду не подать, что очнулась, она и старалась не шевельнуться и дышать осторожно. Напрасно, тот, кто держал, все равно заметил, что она в себя пришла, сжал, потряс.

— Эй, ты тут, невестушка моя? — голос тихий, чуть хриплый, незнакомый.

А может, и знакомый… немножко?

Вспомнила она зато, что было перед этим: кмети к рыбной ловле готовились, она с ними говорила, незнакомца увидала, который знакомым оказался… да нет, вот с ним и было что-то не так. И случилось это посреди их лагеря, она всего-то на десяток шагов от шатра своего отошла, где у входа Любица стояла, и люди, охранять ее готовые каждую минуту, были кругом. И светло теперь было так же, как тогда, значит, совсем немного времени прошло.

— Кто ты? — спросила она, получилось хрипло, как будто из застуженного горла.

— Для тебя разницы нет, — ответил голос, — хотя все узнаешь в свое время. И имя мое, и род мой. Тебе за меня замуж выходить.

— Нет! — крикнула она… вроде как крикнула — хрип невнятный лишь вырвался, — забилась в чужих, небережных руках… да как забьешься, если все тело сетью рыбацкой опутано.

Только крепче ее сжали, так, что и дышать стало невмочь.

— Голос у тебя мои пелены забрали, — пояснил похититель, — кричать станешь — и последний сорвешь.

Так, значит.

Ее невестой зовут, в жены взять хотят? И потому украли? Ее, вериложского князя дочку, кариярского князя почти невестку? Да что за безумие? Кому такое в голову взбредет?

— Пусти меня, прошу, — прохрипела она, — что тебе надобно, зачем я тебе? Лучше выкуп за меня возьми, большой… заплатят, не сомневайся! Пожалуйста.

Ее мучитель только негромко рассмеялся.

— Выкуп за тебя мне слишком дорого встанет. Да и не ради выкупа я тебя изловил, милая. Сама ты мне нужна, дороже серебра, и всего дороже.

И что-то не сомлело бы никакое девичье сердце от этого признания, наоборот, замерло бы в страхе. Потому что совсем другой смысл почудился Вельке в этих словах, не любовь, не страсть, другое что-то.

Силу позвать надо, пусть нахлынет, соберется, в руках хотя бы. С ней, с княженкой Вельей, справиться не так-то и легко!

Бесполезно, не приходила сила. Совсем не приходила. Не получалось ворожить.

— Видел я, ты глаза отводить умеешь, — сказал злодей, — так и я много чего умею, что тебе, полукровке, и не приснится. Некуда тебе теперь деваться, а станешь слушаться — всем будет хорошо. Поняла?

Опять она не поверила. Чтобы ей, да с этим — и хорошо?

Злодей ее одной рукой подхватил, и вдруг подпрыгнул, плавно так и мягко, и оказался на дереве. И это держа Вельку, которая, может, для девушки и не тяжела, но не пушинка ведь!

— Вот, смотри. Это чтобы ты поняла, что дурить не нужно, ничего не добьешься.

И она посмотрела. И увидела. Их лагерь увидела, где все было спокойно. Воевна за что-то распекала одну из челядинок, вот Любица к ней подошла, а следом… да, она, Велька. Себя, со стороны глядя, мудрено бывает узнать, так что княженка не сразу и поняла, что это именно она. Смотрела на одежду, на косу, на лицо, определенно свое собственное, — и все это, получается, носит теперь кто-то другой… что-то другое, потому что — человек ли это хотя бы?..

Хоть бы Воевна догадалась, что ли, заговор прочитала на проявление сути, водой бы брызнула, чтобы морок спал, — это она сумеет, да, но не против сильного колдовства. А тут, должно быть, оно именно что сильное!

Да только с чего бы Вельку проверять, она ведь не из лесу пришла.

Как же близко они, крикнуть — сразу бы услыхали! А не крикнешь.

— Не увидят нас и не услышат, не старайся зря, — сказал злодей, — лучше погляди напоследок еще малость. Видишь, добрый я!

Яробран вот подошел, и Волкобой с ним, лизнул пес руку обманной княженке, та в ответ его погладила — точно как сама Велька сделала бы.

— И чего ты водишься с этим псом вонючим? — поинтересовался злодей этак буднично, и явное отвращение слышалось в его голосе. — Лучше бы парню какому улыбалась.

— Сам ты вонючий, не знаю, правда, кто, — не удержалась Велька, хотя врага, конечно, зря сердить не следовало бы.

Не в ее положении.

Злодей тихо рассмеялся.

— Учтивости тебя учить мне незачем. Не пригодится. И так сойдет.

Они разговаривали о чем-то, Яробран, Любица, Воевна, Горибор еще подошел. Обманная княженка только кивала и пса гладила. И верно, что она вместо Вельки сказать могла бы? Заговорит — ее и узнают, уж насторожатся во всяком случае. Но Волкобой-то, Волкобой… опять руку этой кукле лизнул. Его-то нюх хваленый собачий где?

— Что же он так? — прошептала она, и обидно стало страсть как, хотя теперь-то обижаться никак не время!

— Запах твой на ней, — со смешком пояснил злодей, — до утра продержится. Что, насмотрелась, арья, хватит? Пора нам, — и крепко обхватил ее обеими руками.

Запах ее, значит, на этой твари — как же можно так, где он раздобыл?..

Никогда еще Вельке не противостоял настоящий колдун. Прежде, дома, все волхвы и ведуны, с которыми встречалась, были к ней добры, ценили ее малый дар, помогали, советы давали добрые. И вот первый же враг оказался неизмеримо сильнее!

Дома она была внучкой волхвы Аленьи и дочерью князя Велеслава. А здесь она, выходит, ничто, искорка, которую любой прихлопнет… любой сильный.