Галина конечно же была артистка. То, что трудно было выразить словами, она дополняла жестами, не всегда пристойными, но зрительницы буквально покатывались от смеха, глядя на нее. Даже худая, хмурая старуха, неизвестно как и за какую провинность оказавшаяся в тюрьме, тоже улыбалась беззубым ртом, вытирала сухой ладошкой шершавые сморщенные щеки и глядела на Галину умильным взором.

Тут поднялась с кровати одна из немок, направилась к стоящей на столе Галине и что-то зло залопотала на своем языке. Всех слов в этой сердитой скороговорке разобрать было сложно, но смысл протеста немки Насте все же удалось уловить. Ее яростная тирада сводилась к тому, что русские мешают остальным спать, нарушают тюремный порядок и пора бы им угомониться.

— Да пошла ты!.. — Галина презрительно скривила губы и отпустила в адрес немки витиеватое матерное выражение на родном языке.

Однако немка поняла и взбесилась еще больше. Продолжая выкрикивать ругательства, она ухватила Галину за подол платья и потянула вниз. Материя затрещала и порвалась до самой талии. Галина не осталась в долгу и с ходу двинула немку ногой в плечо. Та завизжала страшным голосом, вытянула руки, стараясь ухватить Галину за ноги. На помощь немке со своих коек бросились ее соотечественницы. А еще через мгновение в центре блока образовалась куча мала. Девицы размахивали руками, колотили друг друга куда попало, визжали, царапались, плевались. В ход были пущены одеяла, подушки и другие предметы, которые попадались под руки. Насте тоже досталось в общей свалке. Вначале ей отдавили ногу, а потом пару раз больно ударили в лицо. Свечи попадали со стола, от их пламени вспыхнул газовый шарфик одной из девушек. Потянуло паленым, и это еще больше усилило панику. Теперь кричали уже все находящиеся здесь. Пробудились и вторили им запертые обитательницы из соседних блоков.

Тут ярко вспыхнул свет, лязгнул замок в двери, она распахнулась настежь, и в камеру влетели надзирательницы с дубинками в руках. Двое из них, широко расставив ноги, остались стоять по обе стороны двери, а старшая, по имени Эльза, ни слова не говоря, рванулась с дубинкой, воздетой кверху, в самую гущу дерущихся и визжащих женщин. Там надзирательница принялась раздавать удары налево и направо, свободной рукой хватала участниц драки и оттаскивала их друг от друга. Через минуту-другую ей кое-как удалось навести в блоке порядок и распихать девиц по разным углам. О недавнем побоище свидетельствовали лишь беспорядочно разбросанные повсюду вещи, ссадины и ушибы на телах сокамерниц, да еще вонь, идущая от дотлевающих на полу тряпок.

Эльза сама вершила свой суд и быстро определила виновных. Галину как организатора торжества и Настю, помогавшую в подготовке события, отправили в карцер. Это была узкая комната с высоким потолком и льющимся оттуда ярким светом, который никогда не выключали. Иностранцев сажали сюда не более чем на трое суток. И весь этот срок Настя провела вместе с Галиной.

Новая подруга восприняла наказание спокойно. Она сидела в тюрьме уже четвертый месяц и за это время успела побывать в карцере несколько раз. В основном тоже за драки. Потасовки между заключенными случались в камерах довольно часто и главным образом по инициативе немок. Те ненавидели приезжих иностранок, которые, по их мнению, отбивали работу у местных девушек, составляя им конкуренцию в таких видах деятельности, как стриптиз и проституция.

Как правило, девушки из стран Восточной Европы менее привередливы, чем немецкие, соглашались на любую работу, лишь бы им платили и обеспечивали жильем. За последние годы они, таким образом, сильно сбили цены и потеснили с панелей местных путан. Во всей многослойной и запутанной схеме секс-трудоустройства в Германии у приезжих девушек был только один недостаток: иностранки вынуждены были работать там нелегально, что делало их уязвимыми перед законом. А немки этим пользовались, всячески подставляли конкуренток и мстили им при каждом удобном случае. Вражда не утихала ни на мгновение.

Галина охотно делилась с Настей своими наблюдениями относительно местных нравов. Но о своей прошлой жизни рассказывала скупо, не вдаваясь в подробности. Видно было, что ранее она пережила какую-то личную драму, что потом определило ее дальнейшую жизнь. Настя это почти сразу поняла и не приставала к ней с расспросами.

Вообще Галина держалась молодцом и не теряла присутствия духа в любой ситуации. Поэтому Настя очень удивилась, когда, проснувшись, увидела свою новую подругу плачущей. Ее лицо было залито слезами, и слезы капали отовсюду — из глаз, из носу и из небольших морщинок в углах ее губ, которые делали ее рот трагичным.

— Галя, ты чего? — Настя придвинулась к ней, пытаясь успокоить. — Ты такая красивая. А столько восторга у всех ты вызвала, когда танцевала и рассказывала нам в свой день рождения!.. Ты всем нам дала от себя немножечко счастья…

— Ну что ты мелешь?.. — Галина вдруг резко оттолкнула ее от себя. — «Красивая, дала немножечко счастья»… Где ты видишь счастье? В чем оно у тебя?..

Настя сочла за благо промолчать. А Галина перестала всхлипывать, вытерла глаза и сказала, глядя куда-то в пустоту:

— Все на земле неверное, приходит и уходит. Красота тоже. Вот состаришься, и кому ты тогда нужна?.. Не надо привыкать к своей красоте, не в этом счастье. Надо искать для себя выход в чем-то другом…

Уже немного позже Галина призналась ей, что рассчитывает заработать денег, вернуться к себе на родину, поступить в университет на факультет журналистики и когда-нибудь написать обо всем увиденном и пережитом.

Незадолго до Рождества участь Галины решилась. Суд постановил депортировать ее на родину. К удивлению провожавших ее девушек, сама Галина восприняла такую новость без радости. Весь день перед выходом из тюрьмы она ни с кем не перемолвилась ни словом, пролежала на своей койке, отвернувшись к стене.

Утром Настя пошла проводить Галину до вахты. Они попрощались без лишних слов, лишь обнялись. Настя видела, как Галину почему-то провели в мужскую зону. И сразу же туда впустили какого-то парня. Был он какой-то маленький, невзрачный и тоже, как и Галина, с вещами в руках. Настя, заметив его во дворе, сначала даже не придала этому значения. Но вот парня подвели к Галине, и оказалось, что тот почти на голову ниже ее, хотя крепок и широк в плечах.

Как только Галина увидела его, с ней началась истерика. Она закричала что-то нечленораздельное и с кулаками набросилась на парня. Тот вяло уклонялся от ее ударов, отступая и затравленно при этом оглядываясь.

Двое охранников тут же повисли на руках Галины, пытаясь ее оттащить. Волосы ее растрепались, и она продолжала орать уже во весь голос:

— Пустите!.. Заберите меня!.. Заберите меня от него!.. Заберите меня!.. Пусть уйдет!.. Пусть уйдет!.. Пусть уйдет!.. Я не хочу, скажите ему, я не хочу его видеть!.. Пусть оставит меня в покое!.. Скажите, пусть уйдет!.. Пусть уйдет с моих глаз!.. Скажите, я ненавижу его, ненавижу!.. Пусть уйдет, скажите… Скажите!!!

Охранники уволокли ее куда-то в подсобное помещение, орущую до беспамятства, рвущуюся из рук. В последний момент Галина оглянулась еще раз, посмотрела на мир с такой беспросветной тоской, что Насте сделалось не по себе. Спустя минуту коротышку парня завели в ту же дверь.