потерпела жестокое поражение — у них не осталось ни единого коня (всадника). Ван возрадовался и передал Даппу в кормление (сигып) Чвавон и Чильсан. Осенью, в девятом месяце пятнадцатого года [правления вана Синдэ], в возрасте /1394/ 113 лет Даппу умер. Ван лично оплакивал его, объявил траур на семь дней и со [всеми] почестями похоронил его в Чильсане, а для охраны могилы выделил 20 семей.

Сок Уро. Сок Уро — сын исагыма Нахэ <иногда говорят — сын каккана Суро>. В седьмом месяце второго года [правления] вана (исагыма) Чобуна[1257] (231 г.), будучи ичханом, он был назначен тэджангуном (главнокомандующим), возглавил кампанию (поход) по разгрому государства Каммун[1258] и сделал на его месте [силлаские] округа (кун) и уезды (хён). В седьмом месяце четвертого года [правления того же вана] (233 г.), когда люди [государства] Вэ (Япония) напали [на Силла, Сок] Уро сражался с ними под [крепостью] Садо[сон][1259] и, пустив огонь по направлению ветра, поджег неприятельские корабли. Враги бросились в воду, и [все] погибли.

/В пятнадцатом году [правления того же вана], в первом месяце, он был произведен в собурханы[1260], одновременно стал ведать военными делами. В шестнадцатом году, когда на северную окраину напали войска Когурё, он повел армию, чтобы отразить их, но не смог [одолеть] и отступил в укрепления Мадучхэк. Когда ночью воины замерзали, Уро лично утешал их и сам развел костры, чтобы их обогреть, чем тронул сердца людей, словно они носили [теплую] ватную одежду.

/По восшествии на престол вана (исагыма) Чхомхэ (в 247 г.) ранее принадлежавшее Силла государство[1261] Сарянболь[1262] внезапно отложилось /1395/ и перешло к Пэкче. Уро повел войска, чтобы покарать его, и уничтожил[1263]. В седьмом году [правления того же вана] кею (253 г.) прибыл посол государства Вэ Каллаго (яп. Кацура Нако) [и остановился] на постоялом дворе, а Уро принимал его. [В разговоре] с гостем [Уро] в шутку сказал: “Рано или поздно [мы] сделаем вашего государя рабом-солеваром, а его супругу — кухаркой”. Государь Вэ, услышав [от своего посла] такое, разгневался и отправил военачальника Удо Чугуна (яп. Удо Сюкими), чтобы напасть на нас. Ван вынужден был выехать в загородную резиденцию в Ючхоне[1264]. Уро сказал: “Эти нынешние треволнения произошли оттого, что я был неосторожен в речах, значит, я и должен отвечать”.

/Он вышел к войскам Вэ и сказал: “То, что я сказал прежде, было всего лишь шуткой. Разве можно было подумать, что дело дойдет до того, что вы приведете войска?” Люди Вэ не дали ответа, но схватили его, бросили на кучу хвороста, сожгли на костре живьем и вернулись к себе[1265]. [В то время] сын Уро был еще мал и не мог даже ходить, поэтому кто-то взял его на руки, сел на коня и привез домой. Позже он (сын) стал исагымом Хырхэ[1266].

/Когда в правление вана (исагыма) Мичху (262-284) из страны Вэ прибыл с визитом вежливости министр (тэсин), супруга (вдова) Сок Уро обратилась к государю с просьбой разрешить ей угостить посла. Напоив его допьяна, она позвала крепких парней и велела оттащить его во двор и сжечь, чтобы отплатить за прежнюю обиду. Она жгла его целый день, [утоляя жажду] мести. /1396/ Люди Вэ, [узнав об этом], возмутились и напали на Кымсон, но не смогли его взять и ушли обратно[1267].

Рассуждение [историографа Ким Бусика]

[Сок] Уро в свое время был [государевым] министром (тэсин), ведавшим и военными, и гражданскими (административными) делами. В войне он обязательно побеждал, а если не мог победить, то и не был никогда разбит. По уму и ловкости он превосходил других людей, но всего лишь одно его неосторожное слово не только погубило его, но и привело к войне между двумя государствами. Его жена отомстила за обиду, но месть была чересчур [жестокой], [поэтому ее] нельзя [назвать] справедливой. Если бы не это, то ее заслуги также достойны были бы [отдельного] описания.

Пак Чесан. <Его иногда называют Момаль>. [Он] был потомком основателя Хёккосе, внуком в пятом колене исагыма Пхаса. Его дед — кальмунван Адо, а отец — пхаджинчхан Мульпхум. Чесан дослужился [до должности] кана области Самнянджу. Еще раньше, в начальном году правления вана Сильсона (402 г.), в году имин, когда заключили мир с Вэ (Японией), японский государь попросил, чтобы сын вана Намуля Мисахын стал заложником. Ван Сильсон уже давно досадовал на то, что ван Намуль посылал его заложником в Когурё[1268], и задумал отвести душу на его сыне. Поэтому /1397/ не отказал [японскому государю] и отослал [Мисахына]. А в одиннадцатом году правления, в год имджа (412 г.), [государство] Когуре захотело получить в заложники Покхо, старшего брата Мисахына. Государь послал и его. И вот когда на престол вступил ван Нульджи[1269], он задумал отыскать красноречивого мужа и отправить его [за братом]. Прослышав о том, что три человека, кан Суджучхона Польбомаль, кан Илличхона Куринэ и кан *Инчхона Пхаро, обладают мудростью и познаниями (умом), он призвал их и спросил: “Два моих младших брата находятся заложниками в двух государствах — Японии и Когурё. Многие годы они не возвращаются, поэтому из-за братских чувств мои мысли не могут успокоиться, и я хочу вернуть их живыми. Как же можно это [осуществить]?” Три человека ответили одинаково: “Мы слышали, что кан области Самнянджу Чесан отважен и мудр, поэтому [он] сможет найти решение беспокоящих Ваше величество проблем”. Тогда государь, повелев Чесану предстать перед ним, сообщил о том, что сказали трое сановников, и попросил исполнить. Чесан ответил: “[Ваш] слуга (я) глуп и бесталанен, но разве осмелится не подчиниться [Вашему] повелению?” И немедленно он отправился в качестве посла в Когурё и обратился там к государю: “[Ваш] слуга слышал, что нормой добрососедских отношений между государствами являются /1397/ искренность и доверие. Обмен же сыновьями в качестве заложников не только не достоин поведения Пяти гегемонов[1270], но представляет последнее дело гибнущих династий. Нынче любимый брат нашего государя уже почти десять лет находится в таком положении, и наш государь, движимый мыслями о братской помощи [попавшему] в беду, совершенно утратил покой. Если великий государь милостиво возвратит брата, ущерба не будет никакого, как если бы девять быков обронили один волос. Благодарность же нашего вана Вам, великий государь, была бы неизмеримой. Подумайте об этом, государь!” “Согласен!” — сказал ван [Когурё] и разрешил им вернуться вместе. Когда они возвратились