Судье, прикинул Элан, лет шестьдесят, может быть, шестьдесят два. Седовласый, довольно хрупкого сложения, но с широкими костлявыми плечами, он держался очень прямо, что помогало ему выглядеть выше ростом, чем на самом деле. На длинном худом лице выделялись выступающий подбородок, седые кустистые брови и тонкая щель рта. Живой пронзительный взгляд, не выдававший, однако, внутреннего состояния. И вошедшие в привычку властные манеры.

Все еще охваченный неуверенностью, несмотря на все попытки мысленно убедить себя в собственной правоте, Элан Мэйтлэнд приблизился к столу. Клерк остался стоять в кабинете, как того требовал протокол. Элан достал из портфеля копии ходатайства и своих показаний, которые он зарегистрировал ранее у клерка. Прочистив горло, объявил:

– Милорд, вот мое ходатайство и связанные с ним материалы.

Судья Уиллис, сухо кивнув головой, принял документы, подвинулся ближе к свету и начал читать. Клерк и Элан стояли в молчании, в тишине кабинета слышался только шелест переворачиваемых страниц.

Закончив чтение, судья поднял на них глаза и так же неприветливо, как и ранее, обратился к Элану:

– Намерены сделать устное заявление?

– Если ваша честь позволит.

– Приступайте, – вновь короткий кивок головой.

– Обстоятельства этого дела, милорд, таковы, – в заученной наизусть последовательности Элан описал положение Анри Дюваля на борту “Вастервика”, рассказал о двух случаях отказа капитана судна доставить Дюваля на берег в иммиграционную службу и повторил заявление, подтверждаемое своими же собственными письменными показаниями, о том, что Дюваль подвергается незаконному задержанию в нарушение основных прав человека.

Самым важным, но и самым сложным сейчас, как прекрасно понимал Элан, было обосновать, что задержание Анри Дюваля противоречит процессуальным нормам и потому является незаконным. Если бы это удалось доказать, суд – в лице судьи Уиллиса – должен был автоматически издать распоряжение о вызове задержанного для рассмотрения вопроса о законности его ареста.

Выстраивая свои доказательства, цитируя статьи законов, Элан чувствовал, что к нему начинает возвращаться былая уверенность. Он старался ограничиться одними лишь юридическими положениями, тщательно избегая упоминания об эмоциональном аспекте невзгод и скитаний Дюваля. Здесь, в этом кабинете, правил закон, а не чувства. Судья терпеливо слушал его с неизменно бесстрастным выражением лица.

Переходя от вопроса о незаконном задержании к нынешнему статусу Анри Дюваля, Элан заявил:

– Министерство по делам иммиграции утверждает, милорд, что, поскольку мой клиент является зайцем и предположительно не имеет документов, у него нет никаких юридических прав, и потому он не может потребовать – как всякий другой в любом канадском порту – специального расследования по поводу предоставления статуса иммигранта. Я же убежден и настаиваю на том, что тот факт, что он является зайцем и не способен с полной определенностью назвать место своего рождения, ни в коей мере не может служить основанием для лишения его этого права.

– Если ваша честь соблаговолит, – продолжал Элан Мэйтлэнд, – представим себе такую вполне вероятную ситуацию: канадского гражданина по рождению противозаконно задерживают за границей и отбирают у него все документы, тогда у него остается единственный способ бежать – тайком сесть на судно, которое, как ему известно, направляется к нему на родину. Можно ли его в таком случае – только потому, что он заяц и не имеет документов, – объявить вообще несуществующим, не имеющим никакой возможности доказать свое законное право на въезд в Канаду и все потому, что министерство по делам иммиграции отказывает ему в расследовании его дела? Я полагаю, милорд, что, если нынешнее распоряжение министерства будет доведено до своего логического конца, подобная абсурдная ситуация вполне может стать реальной. Судья поднял кустистые брови.

– Уж не пытаетесь ли вы утверждать, что ваш клиент Анри Дюваль является канадским гражданином?

Элан помолчал в нерешительности, потом осторожно ответил:

– Ни в коем случае, милорд. С другой стороны, в ходе расследования его дела иммиграционной службой могло бы обнаружиться, что он гражданин Канады, но этот факт не может быть установлен без проведения такого расследования.

– Так, так, – проговорил судья Уиллис, и впервые по его лицу скользнула тень улыбки. – Весьма хитроумный аргумент, хотя и несколько шаткий. У вас все, мистер Мэйтлэнд?

Инстинкт подсказал Элану: не зарывайся, главное, вовремя остановиться. Он склонил голову в легком поклоне:

– Почтительнейше заявляю, милорд, я закончил. Судья Уиллис застыл в молчаливом раздумье. Его лицо вновь напоминало мрачную неподвижную маску. Пальцы правой руки тихонько отбивали по столешнице незатейливый ритм. После паузы он начал говорить:

– Здесь, безусловно, важен фактор времени, судно назначено к отплытию…

– Если ваша честь позволит… – он собирался было объяснить, что “Вастервик” задерживается в Ванкувере для ремонта, но тут же оборвал себя. Лицо судьи омрачилось гримасой раздражения, глаза под кустистыми бровями сверкнули холодной суровостью. Даже через весь кабинет Элан спиной чувствовал осуждающий взгляд клерка.

– Прошу вашу честь великодушно простить меня. Какое-то мгновение судья Уиллис сверлил молодого адвоката ледяным взглядом. Затем продолжил:

– Как я собирался отметить, хотя мы должны учитывать временной фактор, а именно вопрос о выходе судна в море, это никоим образом не должно воспрепятствовать восстановлению справедливости в отношении личности.

У Элана екнуло сердце. Значит ли это, что распоряжение доставить Анри Дюваля в суд для рассмотрения вопроса о его незаконном задержании будет получено, после чего он сможет тянуть время, не торопясь предпринимая один шаг за другим, пока “Вастервик” не отчалит, оставив Анри Дюваля на берегу?

– С другой стороны, – все тем же монотонным, бесстрастным голосом произнес судья, – проявляя справедливость к судоходной компании, которая в данном случае ни в чем не повинна, в равной степени необходимо предпринять все возможное, чтобы завершить процедуру и вынести окончательное решение до назначенного времени отплытия судна.

Оптимизм Элана, выходит, был преждевременным. Он мрачно констатировал про себя, что не один только Эдгар Крамер, но теперь вот и судья разгадал его уловку с затяжкой времени.

– Я считаю, что утверждение о незаконном задержании не доказано. – Его честь придвинул к себе врученное ему Эланом ходатайство и нацарапал на нем резолюцию. – Однако оно и не опровергнуто, и я готов рассмотреть дополнительные доказательства. Поэтому и выношу ордер ниси .

Нет, это еще не поражение, но даже частичная победа. Волна облегчения нахлынула на Элана. По правде говоря, он добился меньшего, чем надеялся, но по крайней мере не выставил себя глупцом. Ордер ниси – древнюю английскую юридическую процедуру – можно было обозначить двумя словами – “если не”. Один лишь ордер ниси не принесет Анри Дювалю освобождения из его плавучей тюрьмы и не даст ему возможности предстать перед судом. Но он означал, что в суд для разъяснений будут вызваны Эдгар Крамер и капитан Яабек. И если не возьмут верх их аргументы, последует распоряжение суда об освобождении Дюваля.