[329]

Как-то во время Великого поста король созвал к себе в Париж всех баронов. Я послал ему свои извинения, поведав о периодической лихорадке, от которой страдал все это время, и попросил его величество избавить меня от этой поездки. Тем не менее он сообщил, что настаивает на моем приезде, потому что в Париже есть хорошие врачи, которые знают, как лечить эту болезнь.

Так что я отправился в Париж. Но, прибыв в канун дня Святой Богородицы в марте[330], я выяснил, что никто, ни королева и никто другой, не могут объяснить, почему король вызвал меня. Случилось, что по Божьему велению я под утро уснул, и во сне привиделось мне, что король на коленях стоит перед алтарем. И несколько прелатов в рясах облачают его в ризу из красной реймсской ткани.

После этого видения я послал за Гийомом, моим священником, очень мудрым человеком, и рассказал ему, что мне приснилось. «Мессир, – сказал он, – завтра вы увидите, что король примет крест». Я спросил его, почему он так думает, и он ответил, что все дело во сне, который я видел: потому что риза из красного реймсской саржи знаменует собой крест, а красен он от крови, которую Господь наш пролил из своего бока, своих ног и своих рук. «А поскольку риза из реймсской саржи, – добавил он, – это говорит, что данный Крестовый поход принесет мало пользы, что вы сами увидите, если Господь дарует вам столь долгую жизнь».

Прослушав мессу в церкви Мадлен в Париже, я зашел в королевскую часовню, где и увидел короля. Он поднялся на возвышение, где хранились святые реликвии, и взял фрагмент подлинного креста (на котором был распят Иисус Христос). Когда король спускался вниз, двое рыцарей, которые были членами его совета, начали переговариваться друг с другом. «И снова не могу поверить, – сказал один, – что король не примет крест в этой часовне». – «В таком случае, – ответил другой, – для Франции это будет один из самых печальных дней, которые доставались на ее долю, потому что если и мы не примем крест, то потеряем благоволение короля; а если мы это сделаем, то потеряем благоволение Господа, потому что мы это сделаем не ради него, а чтобы не огорчить короля».

Так и получилось, что на следующий день[331] король вместе с тремя своими сыновьями принял крест. И уже потом выяснилось, что этот Крестовый поход обернулся малой пользой, как и предсказывал мой священник. Король Франции и король Наварры очень настойчиво уговаривали меня принять крест.

На это я ответил, что, пока я за морем служил Господу и королю, слуги его величества и короля Наваррского так обездолили и довели до нищеты моих людей, что ни они, ни я никогда не были в худшем положении. Я сказал им, что если хочу делать то, что понравится Господу, то должен оставаться здесь, чтобы помогать своим людям и защищать их. Если я ясно вижу, что это только ухудшит их положение, а я подвергну свою жизнь опасности, пустившись в паломничество под знаком креста, то лишь разгневаю Господа нашего, который отдал жизнь ради спасения своего народа.

Я считаю, что те, кто советовал королю отправиться в этот поход, совершили смертный грех. Потому что в данное время и в королевстве, и между Францией и ее соседями царит нерушимый мир, а если король Людовик покинет страну, то ее положение начнет меняться к худшему.

Это было великим грехом со стороны советчиков, которые видели, что физически король очень слаб, он не мог даже самостоятельно ни сесть в седло, ни ехать верхом – на самом деле он был так слаб, что мне пришлось на руках нести его из дома графа д’Осера до аббатства францисканцев. И тем не менее при всей своей немощности, останься он во Франции, он бы прожил подольше, сделал бы много добра и воплотил бы в жизнь много прекрасных идей.

Я не буду пытаться описывать путешествие короля до Туниса и рассказывать вам, что случилось, потому что – слава Богу! – я не принимал в этом участия и не испытываю желания вставлять в свою книгу то, о чем не знаю наверняка. Так что я буду говорить только о нашем праведном короле и расскажу, как после высадки в Тунисе перед крепостью Карфаген он стал жертвой желудочной лихорадки, а его старший сын Филипп слег в приступе малярии, отягощенной теми же симптомами, что и у его отца. Короля положили на ложе, предчувствуя, что скоро он может покинуть этот мир ради другого.

Он послал за своим сыном, принцем Филиппом, и словно бы в виде завещания приказал соблюдать все указания, что он оставил ему.

Когда добрый король дал эти указания своему сыну, болезнь, которой он страдал, начала усиливаться. Он попросил причащения к Святым Дарам и в ясном сознании и здравом рассудке получил его. Это подтверждалось тем, что, когда священник провел миропомазание и стал произносить семь специальных псалмов, Людовик повторял за ним каждое слово.

Я слышал от его сына, графа д’Алансона, что, когда король был близок к смерти, он призвал всех святых помочь и поддержать его, и особенно святого Иакова, обращаясь с молитвой к этому апостолу, которая начинается словами «Esto Domine» – то есть «Да будет Святой Дух Господа нашего охранителем и спасителем люди твоя». Затем он обратился к святому Дени, покровителю Франции, и произнес молитву: «Господь наш, даруй нам презрение к благам этого мира, чтобы мы не боялись его напастей».

Я также слышал от графа д’Алансона – на котором почиет милость Господня, – как затем его отец воззвал к святой Женевьеве. После этого праведный король попросил, чтобы его положили на ложе, покрытое пеплом, где он скрестил руки на груди, устремил взор к небесам и вручил душу свою Создателю нашему. Все это происходило в тот же час дня, когда Сын Божий умер на кресте ради спасения мира.

Было благочестивой и достойной обязанностью оплакивать кончину этого праведного властителя, который правил своим королевством и оберегал его по справедливости и чести, который был так щедр и благороден, раздавая милостыню, и который заложил основу столь многих достойных деяний. И так же, как писец, когда он писал свою книгу, украсил ее золотом и лазурью, так и король наш украсил свое правление многими прекрасными аббатствами, которые он возвел, большим количеством больниц и обителей для доминиканцев, францисканцев и других религиозных орденов, о которых я вам уже рассказывал.

После празднования дня св. апостола Варфоломея в год от Рождества Господа нашего 1270-й[332] добрый король Людовик ушел из этого мира. Его останки были уложены в гроб, доставлены во Францию и упокоились в храме Св. Дени, в том месте, которое он сам выбрал для своего погребения. У надгробия Людовика Господь с тех пор сотворил много удивительных чудес в его честь и по его заслугам.

Когда Святой Людовик еще был на Святой земле в первом из своих Крестовых походов, люди почувствовали первые слабые признаки изменения политики на Ближнем Востоке. Перемены начались с нашествием монголов.