* * *

Через шесть месяцев после начала войны До Сэн исполнилось пятьдесят пять. Все в бультоке понимали, что это значит, но я взяла на себя миссию объявить новость вслух.

— Моя свекровь руководила нами двенадцать лет, — сказала я. — За это время у нас никто не погиб и не пострадал под водой. Теперь До Сэн пора собирать водоросли и возиться с внуками.

— Давайте проголосуем и выберем нового руководителя кооператива, — предложила Кан Ку Сун. — Я предлагаю свою старшую сестру Ку Чжа.

Мне хотелось оглянуться на До Сэн, но я сдержалась. Мы с ней договорились, что мою кандидатуру выдвинет кто-нибудь другой, не свекровь, и она потихоньку вела переговоры на этот счет, так что предложение Ку Сун меня огорошило. Казалось, меня предали.

— Ку Чжа всегда жила в Хадо, — продолжала Ку Сун. — Она вышла замуж за местного и никуда не уезжала. И что самое важное, ее не затронуло горе.

До Сэн спросила, есть ли другие предложения. Их не оказалось, и Ку Чжа победила единогласно. В те дни печаль была моей постоянной спутницей, но остальные хэне, кажется, приняли мою сдержанную реакцию за скромность.

— Я всегда буду рядом, чтобы помочь Ку Чжа, — сказала До Сэн. — Подводные поля теперь недоступны для меня, и я буду по ним скучать.

Потом, когда мы вернулись домой, До Сэн протянула мне сверток из потертой ткани, крашенной соком хурмы.

— Я надеялась, что сегодня дела пойдут по-другому, — призналась свекровь. — И даже купила тебе подарок, хотя обычай такого не требует.

Я развернула ткань и увидела овальное стекло в резиновой оправе, с которой свисала лента.

— В маленьких очках нырять неудобно, — объяснила До Сэн. — Металлическая оправа врезается в лицо, боковые стенки сужают поле зрения. А это совсем новое устройство; японцы называют его «большие глаза». Через него лучше видно, и мягкая резина не натирает кожу. Пусть ты и не руководишь кооперативом, но ты первая хэнё на Чеджудо с «большими глазами».

Внезапно, как часто случалось, я с болью и гневом подумала о Ми Чжа: интересно, скоро ли и она себе такие заведет?

Когда мы в следующий раз собрались выйти в море, всех хэнё поразила моя обновка, и они столпились вокруг, разглядывая диковину. Я надела маску, прыгнула в воду и устремилась вниз. Рассматривая дно сквозь «большие глаза», я начала забывать ужасы, которые видела, и людей, которых потеряла. Пока взгляд выискивал моллюсков и морских ежей, разум постепенно очищался и успокаивался. И тогда стало ясно, что маска поможет мне защититься от эмоций, связанных с бывшей подругой, и не позволит им вылиться наружу — разве что нечаянно.

Ён Сук просыпается, сворачивает спальную подстилку и одеяла и откладывает в сторону. На крючках висят гидрокостюм и маска, к стене прислонены ласты, но сегодня она нырять не собирается. Она выходит на улицу и обходит дом, направляясь в уборную, которую пристроила снаружи восемь лет назад (она чуть ли не последней в Хадо продала свиней и купила унитаз). Сделав свое дело, Ён Сук собирает в саду цветы, потом идет в кухню. Возле раковины она подрезает у цветов листья и шипы, концы стеблей опускает в маленький пластиковый пакет, наливает туда воды, а потом перехватывает горловину пакета резинкой, стараясь поплотнее ее запечатать. Потом Ён Сук оборачивает букет бумагой и перевязывает лентой. Одно дело сделано.

Ён Сук обтирается губкой возле кухонной раковины и меняет пижаму на черные брюки, блузку в цветочек и розовый свитер. Вместо обычного чепчика она надевает солнцезащитный козырек, который купила на прошлой неделе на ярмарке пятого дня. Старуха складывает в сумку все, что ей сегодня понадобится, аккуратно берет букет и выходит из дома. Жаль, что До Сэн не дожила до этого дня — свекровь умерла восемнадцать лет назад в возрасте девяноста пяти лет. Были и другие потери: отец Ён Сук скончался от рака в 1980 году, а третий брат — в прошлом году от аневризмы. Жаль, что их сегодня нет с ней.

Когда Ён Сук приходит, ее подруги из кооператива уже собрались на главной дороге. В Хадо до сих пор больше хэнё, чем в любой другой деревне на Чеджудо, но с каждым днем ныряльщиц становится меньше. Сегодня на острове всего четыре тысячи хэнё, больше половины из них старше семидесяти. Некоторым, как Ён Сук и сестрам Кан, намного больше. За ними в море никто не последует. Дочери Ён Сук и ее коллег сменили гидрокостюмы на деловые пиджаки и форму гостиничного персонала. Теперь, оглядывая окружающие ее пожилые лица, Ён Сук думает: «Мы живая легенда, и скоро нас не станет».

Все хэнё нарядились как могли. Сестры Кан покрасили волосы и сделали завивку. На одной из ныряльщиц ярко-красный свитер с зелеными и белыми помпонами по горловине; на нескольких парадные платья. Кое-кто пришел с букетом, у других на сгибе локтя висят корзинки. Нынешний глава кооператива прикалывает к лацканам и свитерам женщин белую хризантему в память об ушедших. Они ждали этого дня шестьдесят лет и вместе скинулись на аренду автобуса. Им бы следовало, занимая места в салоне, вести себя сдержанно и печально, но они же хэнё. Они громко переговариваются, поддразнивают друг друга и шутят. Но у многих сквозь смех слышны слезы.

Дорога вдоль берега теперь мощеная. В каждой деревне Ён Сук видит, как люди садятся в автобусы, общественные или частные, а еще в том же направлении едет множество машин, фургонов и мотоциклов. Когда автобус проезжает Пукчхон, Ён Сук закрывает глаза. Ей больно видеть отели и таверны, которые выросли вдоль берега. Дальше Хамдок. Тут Ён Сук, как обычно, вспоминает олле, что тянутся между двумя деревнями, и женщину, с которой когда-то встречалась на этих олле, и ощущает укол старой боли. Но дело не только в этом. Обе деревни стали безобразными, как и большинство поселений Кореи. Виновато в этом движение «За новую деревню», которое заменило каменные домики оштукатуренными коробками, а соломенные крыши — черепицей или листовым железом. Все делалось для того, чтобы жить стало лучше, чтобы снизить риск пожаров и тайфунов, но часть очарования острова пропала.

Водитель сворачивает в глубь Чеджудо. Теперь дорога идет в гору. На склонах пасутся лошади, покачиваются на ветру сосны. Бабушка Сольмундэ, величественная и неизменная, наблюдает за всем, что творится вокруг. Ён Сук летала на самолетах, многое видела в Европе и Азии, даже ездила на сафари в Африку. А вот сестры Кан… Они вечно талдычат, как посетили какой-нибудь музей, парк или аттракцион — «Прямо у нас на острове!» — музей греческой мифологии, музей науки имени Леонардо да Винчи, Африканский музей. «Да зачем мне туда ходить, если я видела, как оно все на самом деле?» — возмущается Ён Сук. Когда сестры заговорили о Культурном парке камней Чеджудо, Ён Сук только отмахнулась: «Я всю жизнь жила на камнях и среди камней. Зачем мне еще в парке на них смотреть?» (Этот вопрос загнал было сестер в тупик, но в конце концов Ку Чжа заявила: «Там есть такое, чего теперь не увидишь. Каменные дома вроде тех, в которых мы жили, каменные цистерны для воды, каменные статуи предков…») Еще они порекомендовали музей сексуального здоровья. «Даже не хочу слушать!» — воскликнула Ён Сук, закрывая уши руками. Они соблазняли ее «Страной шоколада» и музеем шоколада, обсуждая достоинства и недостатки каждого из этих мест. Они предлагали подруге свозить ее полюбоваться природой и обойти все обзорные площадки. «Чеджудо — объект всемирного наследия ЮНЕСКО! Неужели ты хочешь стать единственной старухой на острове, которая не видела рассвет над вершиной ореума Сонсан Ильчхульбон?»