До Сэн произнесла традиционную фразу: «Когда рождается девочка, у тебя праздник», но я совершенно измучилась, у меня болело все тело, и я не могла перестать плакать. Чжун Ли тоже устала от трехдневного пути в мир, ей даже не хватило сил взять грудь. Я щелкнула ногтем по ступне малышки. Она моргнула и снова закрыла глаза.

* * *

Ми Чжа несколько раз приходила в дом, приносила подарки для ребенка, упаковки чая, пакеты мандаринов — такое излишество. К счастью, До Сэн, мой отец и брат всегда находили поводы ее отослать: «Ён Сук спит», «Ён Сук кормит ребенка», «Ён Сук нет дома».

Иногда они говорили правду, иногда нет. Если я была дома, голос бывшей подруги пробирался ко мне сквозь трещины в стенах: «Скажите Ён Сук, что я по ней соскучилась», «Скажите ей, что я мечтаю подержать на руках ее девочку», «Скажите ей, я рада, что из такой трагедии родилось нечто хорошее», «Скажите ей, что я всегда буду ее подругой».

Иногда я выглядывала наружу и смотрела, как она уходит. После возвращения в Хадо Ми Чжа стала прихрамывать — в тот день в купальне я этого не заметила. Сельчане гадали, откуда взялась хромота, и сетовали, что Ми Чжа утратила свою чудесную походку, но мне было все равно. Я сказала себе: что бы с ней ни случилось, она наверняка это заслужила. Обычно мне удавалось избегать встреч с ней. Ми Чжа ходила к колодцу рано утром; я следила за новорожденной, так что за водой вместе с До Сэн ходила Мин Ли. Как и все девочки ее возраста, Мин Ли бегала по деревне, выполняя мои поручения, и уже начала присматривать за младшими. «Так ты научишься быть женой и матерью, но одновременно и независимой женщиной, — сказала я ей. — Тебе потребуются уверенность и уважение к себе, чтобы в будущем стать хозяйкой в своем доме». Кроме того, посылая Мин Ли с поручениями, я могла не бояться встреч с Ми Чжа.

Вечером, когда малышка засыпала, мы с До Сэн ходили в бульток и обсуждали обязанности, которые меня ждали в роли главы кооператива.

— Ты будешь сидеть там, где сейчас сижу я, — сказала свекровь. — Слушать надо очень внимательно. Помнишь, как мы всегда хвалим шаманку Ким за наблюдательность и способность считывать настроение группы? Тебе придется воспитать в себе такие же способности. — Она заставила меня запомнить сезоны размножения разных морских тварей, научила новым способам завязывать узлы и объяснила, почему важно поддерживать чистоту в бультоке. — Хэнё ни к чему беспорядок, — подчеркнула она. — Если на суше вокруг нее много хлама, то под водой, когда нужно очистить сознание и сосредоточиться на окружающей среде, разум может быть слишком замусорен.

Многое из того, о чем говорила До Сэн, я и так уже понимала на интуитивном уровне, но когда свекровь формулировала правила вслух, я лучше понимала, к чему следует стремиться. Со временем она стала учить меня тому, как улаживать споры, успокаивать естественную ревность и зависть оттого, что одни хэнё ныряют лучше других, и как не проглядеть опасности, которые могут повредить кооперативу.

— Помни, когда у какой ныряльщицы месячные. Иногда женщина забывает, что они скоро придут, тогда надо шепотом ей напомнить. Обычно в местных водах безопасно, но акулы чуют кровь на большом расстоянии. От одной акулы кооператив может отбиться, но от стаи… — Она покачала головой, а потом продолжила: — Одна из самых трудных обязанностей, которые тебе достанутся, — это сказать женщине, которой исполнилось пятьдесят пять, что пора на покой, к детям и внукам. — Когда я заикнулась, что у свекрови как раз приближается этот возраст, она кивнула: — Вот именно.

Наконец запрет на ныряние сняли. Мы с До Сэн вернулись в бульток, а отец и брат стали ходить к нам и присматривать за детьми. Ми Чжа ныряла с кооперативом своего района — именно туда она в свое время должна была вступить, если бы матушка не взяла ее под свое крыло. В нервной окружающей обстановке каждый район Хадо принял свою сторону. В Гуль Дон, моем районе Хадо, люди поддерживали меня, а в Сут Дон, где Ми Чжа росла у дяди с теткой, теперь сочувствовали ей. И это после того, как много лет мою прежнюю подругу клеймили там как дочь японского коллаборациониста. Но в такое уж время мы жили: оно разводило по разным лагерям целые деревни, семьи и друзей, и никому нельзя было верить. Районы сбора урожая у разных кооперативов всегда распределялись, но теперь женщины по обе стороны раздора стали ревностно охранять свои участки. Море превратилось в место битвы за территорию, очаг старых обид и накопившегося недовольства. Лишь дом служил мне убежищем — там я могла отвлечься от проблем и окружить любовью детей.

* * *

Время шло, и настала первая годовщина резни в Пукчхоне. Кён Су еще не исполнилось двух с половиной, он был слишком мал, чтобы выполнять ритуалы поминовения отца, тетки и брата, но дед и дядя ему помогли. Мы с До Сэн несколько дней готовили все необходимое, а потом ушли, чтобы мужчины могли провести церемонию. Мой отец помогал внуку, и они вместе положили подношения перед поминальными табличками в память о Чжун Бу, Ю Ри и Сун Су. Соседи тоже отдали дань их памяти, было пролито много слез.

А мы провели отдельный ритуал: женщины моей семьи и члены кооператива отправились в поле, где была похоронена моя мать, поскольку у других родственников, которых мы потеряли, могил не было вовсе. Шаманка Ким коснулась меня ритуальными кисточками. Я надеялась получить от мертвых послания, которые успокоят мое сердце, но Чжун Бу, Ю Ри и Сун Су молчали. Это меня очень разочаровало. Когда церемония закончилась, я встала с колен, повернулась лицом к соседям и тут увидела, что у входа на поле стоит Ми Чжа. Меня охватил гнев, к лицу прилила кровь, стало трудно дышать. Наверное, решила я, мертвецы не прислали мне весточку именно из-за ее появления. Я направилась прямо к бывшей подруге.

— Ты не подпускаешь меня к себе, — сказала Ми Чжа, когда я подошла ближе. — Не даешь мне шанса все объяснить.

— Нечего тут объяснять. Мой муж мертв. Моя невестка мертва. Мой старший сын мертв.

— Я там была. Я это видела. — Она тряхнула головой, словно стараясь прогнать воспоминания.

— И я была. Ты заявила, что тебе нужно защищать свою семью! Даже не попыталась спасти хотя бы моих детей!

Вокруг нас женщины тихо охнули от изумления. Ми Чжа покраснела — не знаю, от гнева или от унижения. Потом она выпрямилась, и взгляд ее стал холодным.

— На этом острове пострадала каждая семья. Ты тут не единственная жертва.

— Мы же дружили. Когда-то ты была мне ближе сестры.

— По какому праву ты обвиняешь меня в том, что я не спасла твою семью? — произнесла она. — Я всего лишь женщина…

— И хэнё. Ты могла бы проявить силу. Ты могла бы…

— Я повторяю, по какому праву ты меня обвиняешь? Лучше вспомни собственные поступки. Почему ты не помешала Ю Ри снова нырнуть…

Ее слова меня ошеломили. Женщина, которую я когда-то любила и которая своим бездействием разрушила мою семью, использовала против меня секрет, который я же ей и доверила. Однако Ми Чжа еще не закончила.

— А как насчет твоей матери? Она была лучшей из хэнё. Но потом нырнула вместе с тобой и больше не всплыла. Ты так била ногами под водой, что морское ушко зажало бичхан твоей матери. И ты сама призналась, что толком не умела работать ножом, поэтому…