x 5 x

Только благодаря своей легкости и воистину змеиной верткости десяток горцев все еще сражался, неутомимо топчась в грязи у Большого Очага. Фехтовальная техника, принятая Детьми Большой Пчелы за единственно допустимую и действенную, в иных условиях оказалась бы неплохой. Но в борьбе с костерукими она была совершенно неэффективна.

Каждый горец споро и уверенно орудовал двумя мечами, в то время как третий покоился в ножнах за спиной. На всякий случай, надо полагать. Но мечи эти были слишком коротки. Горцы, похоже, никак не желали понять, что сражаются не с людьми, а с нежитью. А значит, правила ведения боя, которые годятся в битве с людьми, здесь совершено непригодны. Они упорно заходили противнику под левую руку, старались уколоть врага в пах или отрубить ему ноги. Забывая о том, что костерукие преспокойно приканчивали свои жертвы даже без ног, ибо самым страшным в них была как раз левая рука.

Картина гибели горца была в среднем такой: выставив мечи «лосиным рогом», он приближался к костерукому слева. Но не успевал горец сделать и первого ударного выпада, как костяная пятерня уже вонзалась ему в незащищенную грудь и отскакивала назад, словно бы часть некоего отлично отлаженного и смазанного механизма. Впрочем, костерукие и впрямь были механизмами. Только сработанными из измененного человеческого мяса. И, вгрызаясь своим аррумским мечом в живот очередному «механизму», Эгин подумал, что дорого дал бы за то, чтобы иметь возможность самолично отправить к праотцам безвестного, но чересчур башковитого механика.

А того, кто привел отряд костеруких к жилищу горцев, Эгин с удовольствием отдал бы на корм какому-нибудь из питомцев Серого Холма, до времени припрятанному в подвальчике как раз для такого случая.

В пылу битвы Эгин сам не заметил, как пропал Кух. А когда его отсутствие обнаружилось, у Эгина екнуло сердце, ведь не ровен час… Впрочем, бегло оглядев поле битвы, тела своего раба и, чего уж там, друга, Эгин не обнаружил. К своему величайшему облегчению.

x 6 x

Эгин не знал, да и не мог знать, что пока он месит грязь у Большого Очага и кровавит свой «облачный» клинок, неподалеку, в гнезде Сестры Большой Пчелы, приготовляется священнодействие, руководит которым никто иной как его раб, Кух.

– Барыня, ты должна позвать солнце, – твердо и властно сказал Кух, сверля взглядом Хену, забившуюся под шкуры.

Горцы из личной охраны сестры Большой Пчелы согласно кивали – мол, мы тоже так думаем. Хотя по-варански они не понимали ни звука.

– Но я не умею, еж же ей, не умею, – дрожащим голосом отвечала Хена и глаза ее были величиной с кедровые шишки.

– Ничего уметь не нужно. Сейчас ты выйдешь из-под навеса, найдешь в небе то место, где солнце должно быть в это время, и попросишь его пробиться сквозь тучи.

– Может, нужно просить тучи, чтобы они расступились? – Хена не то чтобы не понимала серьезности сложившегося положения. Просто ей действительно казалось, что раз она теперь царица, так ей виднее.

– Тучи, вода, мрак, лунный свет – они заодно с костерукими. Солнце – против них. Ты должна просить солнце, – убежденно сказал Кух. – И притом немедленно.

– А какими словами просить? – капризно спросила Хена, выбираясь из-под шкур. На ее лице застыло жертвенное выражение – мол, для своих «деток» она готова на все, даже на такую глупость, как разговоры с дневным светилом. И подчиняться Куху тоже готова.

– А какие слова говорить?

– Не важно. Важно, чтобы они были искренними, – отрезал Кух, всем своим видом показывая, что разводить болтовню, когда внизу гибнут женщины, дети и доблестные воины, он не намерен. Но Хена, похоже, поняла Куха не вполне.

– А почему я? Может быть, ты попросишь? У тебя так хорошо получалось. А, Кух? – сладким голосом спросила Хена.

Но Кух не успел ответить, так как вместо ответа крыша гнезда Сестры Большой Пчелы разорвалась и внутрь, прямо на ложе Хены, словно бы загулявшая сколопендра, свалился костерукий. Собственной персоной. Причем это был не кто-нибудь, а переделанный Гнук. Кух, разумеется, сразу узнал его по стати и телесной мощи бывшего гребца. И по лицу, по-прежнему искаженному предсмертной мукой. Но что толку? Его что, пожалеть теперь? Ну уж нет. Сразу два меча выпорхнули из-за пояса Куха и, не успели горцы-телохранители извлечь свои клинки, а Хена как следует перепугаться, как Кух вонзил один клинок в шею нежити, а вторым проткнул грудь. Еще секунда – и оба меча были извлечены снова. Первый отсек голову, а второй отвердевшую, чешуйчатую руку.

– Ну ты прям как молния, сынок, – пробасила впечатленная стремительностью явленной расправы Хена и легкомысленно поддала голову костерукого босой ногой. Голову, которая когда-то украшала статную фигуру Гнука.

– Делай что я сказал, – отрезал Кух и бросился к веревочной лестнице, у нижнего конца которой продолжалось кровопролитие, в котором бессилен и закон чести, и закон боя, и закон людской. В силе лишь закон звериный.

x 7 x

Появлению Куха Эгин был несказанно рад. Ведь те горцы, что сражались поначалу плечом к плечу с ним, были либо перебиты, либо разбежались. Не то просто струсив, не то трезво оценив свои шансы на победу. Кто-то из них подумал, что лучше защищать родное гнездо, чем Большой Очаг. А кто-то решил, что лучше бежать, не разбирая дороги, в надежде спастись. Так или иначе, когда взмыленный Кух, мокрый, грязный, но зато целый и невредимый, появился с двумя клинками наголо, Эгин был в окружении трех костеруких, судя по всему имевших самые однозначные намерения. Но даже среди этого жуткого бардака Эгин нашел в себе силы поприветствовать Куха бодрым криком.

– Где ж ты шатался, а? – гаркнул Эгин, приседая на корточки.

Костяная рука нежити просвистела на уровне его груди. Точнее – там, где была его грудь мгновение назад. Не дожидаясь объяснений раба, Эгин вышел из полуприседа в ударе – меч вонзился в живот костерукого. Это не убьет его, но на время обездвижит и собьет с толку.

– Я Хену уговаривал, – отвечал Кух, на удивление лихо отбиваясь от двух наседающих с обеих сторон костеруких.

Пока Эгин осторожно кружил вокруг костерукого, примеряясь как бы посподручнее прикончить раненого в живот врага (если вообще правильно говорить о ранах у Переделанных людей), Куху уже удалось справиться с одним из противников.

Если бы у Эгина была возможность понаблюдать за тем, как действует Кух, он бы, пожалуй, удивился не меньше, чем если бы увидел летящую в облаках корову. Кух бил резко, стремительно, жестоко. Каждое его движение было движением мастера, не новичка. Каждый его выпад приносил результат. Каждая его позиция намекала на следующую, еще более выигрышную. Казалось, он вообще не ошибался, предугадывая все движения противника наперед. Проигрывая бой на три мгновения в будущем. Каждый его обман был успешным. Каждый его отход – правильным и безопасным. Он знал как управляться с костерукими. И даже знал, оказывается, как разить по очереди двумя короткими мечами.