Вдруг я ощутил холодную ладошку Иолы в своей руке и страшно удивился. Кажется, мы в ссоре, разве нет?

– Алеша, мне было так страшно, – проговорила она.

– Мне и сейчас страшно.

– Я имею в виду, когда Жрец убил второго. Хотя он точно это заслужил.

– Да, – сказал я. – Зато этот на что угодно теперь готов. Хотя и у меня послевкусие осталось тяжелое. А биорд уже снова ощупывал стену, и на этот раз ему удалось самостоятельно встать на полусогнутые конечности. Снова отъехавшая створка, а за ней…

Темная комната, в которой все из камня, включая стулья и лежанки. И Соболь, стоящий напротив входа, и выглядывающая из-за его плеча мадам Софи с дорожками слез на щеках! Иола с визгом рванула вперед и повисла разом на обоих. И тут же завопила:

– Ой! Простите!

Я только тогда заметил, что руки у Эрика Ильича перемотаны окровавленными тряпками. На противоположной от входа стене каменная облицовка напрочь сорвана, железные шипы погнуты, в некоторых местах даже вырваны. Похоже, наш директор воевал с Кусачим камнем не один день.

В этот момент в камеру вошел Жрец, пинками подгоняя перед собой пленника.

– Данко? – ахнула мадам Софи.

Соболь же вперил в вошедшего настороженный взгляд.

– Н-не совсем, – решил я прояснить ситуацию. – Это Великий Жрец.

Недоумевающее молчание.

– Надеюсь, не тот, по чьей милости мы оказались здесь? – прищурился Эрик Ильич.

Флэмм отвечал с печальной усмешкой:

– Не тот, Эрик. Я – Тир-Убрель, последний законный Жрец этого мира, пребывающий к тому же в чужом теле.

– Так-так, очень интересно послушать.

Наш директор сложил руки на груди и с заинтересованным видом уселся на край каменной лежанки.

– Но сначала нужно понять, сколько времени у нас в запасе, – очень по делу вмешалась мадам Софи. – Нужно ли нам уходить как можно скорее или есть время обменяться впечатлениями?

Все посмотрели на биорда, который, забившись в угол, словно побитый пес, растирал свои ноги и старался не всхлипывать.

– Говори! – приказал ему Жрец, подбрасывая на ладони грозное оружие.

– До вечера сюда никто не придет, – прохныкал тот. – После вечерней мелодии появится охрана, чтобы проводить нас обратно во дворец. – И он с ужасом сжался в комок, поскольку Жрец напрягся и глубоко вздохнул при этих словах.

– Хорошо, будем считать, время есть, – кивнул Соболь. – Вы голодны? – и махнул рукой на каменный куб, заменяющий в камере стол, на котором стоял кувшин, несколько кружек, лежала половинка местного круглого хлеба фисташкового цвета, фрукты на блюде.

Я-то давно уже все это заметил и старался громко не сглатывать – есть хотелось зверски.

Мы с Иолой тут же отломили по куску хлеба и налили себе по кружке воды. Хлеб был вчерашний – сегодня охранники еще не успели доставить арестантам завтрак, – но все равно вкуснее любого пирожного на свете. Предложили и Жрецу, однако тот жестом отказался и начал рассказывать ту печальную историю, которую мы уже знали.

И все равно слушать было тяжело.

Мадам Софи с силой прижимала ладонь к губам, глаза блестели от слез. Соболь слушал очень внимательно, иногда вставлял краткий вопрос. Некоторые, как я догадался, были «на засыпку», но Жрец отвечал на них невозмутимо, не подавая виду, что догадался о проверке. После его рассказа на минуту в помещении повисла траурная тишина.

Потом Тир-Убрель добавил:

– Многое из случившегося пока что остается для меня загадкой. Но теперь у нас есть возможность кое-что прояснить. Этот, – он кивнул на притихшего биорда, – тоже был там.

Эрик Ильич развернулся к жалкой фигурке в углу и негромко спросил:

– Кто ты такой?

Кажется, вопрос поставил жалкое подобие биорда в тупик: он нервно завозился, косясь на пистолет в руках Жреца, и проныл:

– Я не знаю, господин.

– Не знаешь? Но хоть имя у тебя есть?

– Меня обычно называют Дижон.

– Ты родился здесь, в этом мире?

Биорд мелко затряс головой:

– Нет-нет!

– Где же?

– Не знаю.

– Как это?

– Мы жили на острове, вокруг была только вода, океан, – глотая слова, начал объяснять тот на своем ужасном наречии. – Там я родился, и остальные тоже. Потом нас привезли сюда.

Мадам Софи спросила взволнованным голосом:

– Кто еще был на острове? Другие Древние?

– Да, но мы так себя не называли, – потряс головой Дижон. – Иногда кого-то увозили с острова, и мы их больше не видели. Сестру мою увезли. А еще брата. Но его потом вернули.

– Увезли – кто?

– Люди, – с легким придыханием ответил биорд, будто говорил о богах.

– Люди? Такие, как мы? Атланты?

– Нет, об атлантах я только здесь в первый раз и услышал, – с простодушным видом сообщил бывший охранник. – Те были не такие сильные и быстрые. Но у них было оружие.

– И чем же вы занимались на том острове?

– Ну… просто жили… учились.

– Вот как? – оживился Соболь. – Чему именно? Каким наукам?

– Ну, быстро бегать, драться, пользоваться оружием, маскироваться, – принялся с заметным удовольствием перечислять Дижон. – Убивать быстро, убивать медленно, убивать…

– Довольно! – перебила мадам Софи. – Вы убивали себе подобных?

– Вообще-то, госпожа, это было запрещено. Но если нас становилось слишком много, то тогда нам разрешали убить некоторое количество. Или если кто-то нарушал правила. Или тех, кого возвращали назад. Вот и брата моего…

– Достаточно, – сказал Эрик Ильич. – Вернемся к этому позднее. В лагере все в порядке? Справились без нас?

И посмотрел на нас с Иолой. А мы поспешили отвести глаза. Нет, мы не справились.

Что-то дрогнуло в лице нашего директора, он тяжело перевел дыхание:

– Так, рассказывайте!

Я сразу решил, что возьму это на себя, с Иолы на сегодня и так хватит. Когда говоришь ровным голосом, просто перечисляешь факты – как-то легче рассказывать даже самые страшные вещи. И я был благодарен мадам Софи, что она сумела сдержаться, когда узнала про смерть Хонг. Я рассказал и про Женьку Карамыша, и про Альдонина, и про записку – все ведь могло иметь значение. Вкратце изложил события с того момента, как мы оказались в Черных Пещерах, и до этой самой минуты.

А потом замолчал, глядя себе под ноги.