— Майн готт, что вы такое говорите! — нетерпеливо воскликнул немец. — Какие статуи? Откуда у Ивана Грозного триста пудов золота? Там будут книги. Книги, понимаете? Я хочу, чтобы их извлекли из тайника и дали мне просмотреть. Я выберу ту, которую ищу, а с остальными делайте что хотите.

Хрунов задумчиво покивал головой, посасывая сигарку, и вдруг протянул немцу открытый портсигар.

— Угощайтесь, прошу вас, — сказал он. — Простите мне мою неучтивость, я должен был вас сразу угостить.

— Благодарю вас, я не курю, — отказался немец.

— Я почему-то так и думал, — кивнул поручик, убирая портсигар. — У человека, который много курит, не может быть такого цветущего вида, как у вас. А скажите, если не секрет, к какому монашескому ордену вы принадлежите, майн герр? На патера вы не похожи — слишком молоды, да и вообще... Итак, кто вы — францисканец, бернардинец, иезуит?

Немец отшатнулся, бледнея прямо на глазах, и Хрунов понял, что ему удалось-таки пробить несокрушимую броню тевтонского самообладания.

— Вы видите, майн герр, — продолжал он, — что я тоже имею некоторую склонность к театральным эффектам. Итак?..

Немец уже совладал со своим лицом.

— Доннерветтер, — сказал он, хмуря светлые, незаметные брови, — что за чепуха? С чего вы взяли, что я монах? Не всякий, кто не курит, — монах.

— Всякий, кто не курит и, рискуя жизнью, разыскивает рукопись Сократа, — в тон ему возразил Хрунов. — Ведь книга, о которой вы говорили, написана Сократом?

Немец вскочил, опрокинув стул, и замер, глядя в дуло пистолета, который держал в руке Хрунов. В руке Еремы, словно по волшебству, возник нож; впрочем, тевтон тоже был готов к встрече, и его двуствольная карманная мортира появилась на сцене одновременно с пистолетом поручика.

— Полноте, — миролюбиво сказал Хрунов, не опуская, впрочем, пистолета. — Что за балетные номера? Пристало ли вам, служителю Господа, скакать, как молодому козлу, ронять мебель и размахивать пистолетом? Мы оба любим драматические эффекты, майн герр, однако здесь все-таки не театр! Сядьте, умоляю вас, и давайте поговорим спокойно. Ведь мы же договорились быть откровенными друг с другом, так какого дьявола вы теперь становитесь в позу? Это я должен обижаться на вас, потому что это вы, а не я утаили важные сведения.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — заупрямился немец, упорно продолжая держать собеседника под прицелом. — И учтите на всякий случай: я отменно стреляю.

— Пуля — не аргумент в споре культурных, образованных людей, — заявил Хрунов, демонстративно спуская курок и кладя пистолет на стол. — Учтите и вы, о воинственный потомок псов-рыцарей, что я мог давным-давно стереть вас с лица земли, и лишь предчувствие нашей скорой встречи помешало мне исполнить это мое желание. Да-да, не удивляйтесь, я давно за вами наблюдаю, но, пока вы не упомянули о книге, я думал, что вы просто чокнутый кладоискатель или, того хуже, наемник княжны Вязмитиновой. Теперь же я точно знаю, что вы ни то, ни другое. Хотите услышать почему? Извольте, я пойду вам навстречу и подам пример откровенности. Мне известно, что православная церковь озабочена розысками некой крамольной книги, написанной, по слухам, самим Сократом. Более того, мне известно, что наши попы опасаются в этом деле конкуренции со стороны католической церкви. Вы не православный, это написано у вас на лбу большими буквами. Следовательно, вы — эмиссар папистов, и книга эта стоит для вас дороже всех сокровищ мира — по крайней мере, в данный момент. Ну? Видите, я был с вами откровенен до конца, теперь ваша очередь.

— Майн готт, — искренне удивился герр Пауль. — Откуда схизматам стало известно об этой книге?

— Они нашли фрагмент старинной летописи, — сказал Хрунов, — в коем упоминался этот манускрипт и даже было указано место, где его запрятали. Однако летопись, к счастью, сильно пострадала. В противном случае написанная Сократом книга давным-давно лежала бы в патриаршей сокровищнице, а то и пошла бы в печку, как крамола.

— А вы?..

— Я? О нет, майн герр, святой отец или как вас там. Я и мой приятель, — Хрунов через плечо ткнул большим пальцем в сторону Еремы, — давно отлучены от православной церкви, так что ее интересы нас ничуть не трогают. Иное дело — наши собственные интересы. Что если мы отыщем книгу, но не отыщем золота, о коем вы так красноречиво говорили?

— Это исключено, — сказал Хесс, убирая наконец-то свой уродливый пистолет. — Но если невозможное все-таки случится, я готов щедро заплатить вам за труды. Помимо этого, я могу просить отцов святой католической церкви принять вас в ее благодатное лоно, дабы в грядущем вы имели надежду на милость Господа.

— К черту святую католическую церковь, — нетерпеливо оборвал его Хрунов, — и православную с нею заодно! Меня интересуют деньги. Сколько вы готовы заплатить?

— Я располагаю десятью тысячами рублей, — сказал Хесс. — Согласитесь, это весьма приличная сумма.

— Курам на смех, — возразил Хрунов. — Впрочем, на безрыбье... Так вот, майн герр, я хочу получить эту сумму независимо от результатов наших поисков. И, если можно, деньги вперед.

Немец задумался.

— Ваше условие несправедливо, — сказал он, пожав плечами, — но выбирать не приходится. Я согласен. Извольте, можете пересчитать.

С этими словами он вынул из внутреннего кармана сюртука и положил на стол перед Хруновым туго набитый бумажник, внутри которого виднелась толстая стопка банковских билетов.

Хрунов остолбенел.

— Черт вас возьми, — сказал он, — вы что, смерти не боитесь? Вы ходили с этим по улицам? Вы, черт бы вас побрал, сидели с этим в притоне, где вас отыскал мой помощник?

— Все в руках Господа, — смиренно сказал Хесс. — Мертвому деньги ни к чему, а живой я бы их не отдал.

— Тоже верно, — согласился Хрунов и, смерив немца испытующим взглядом, принялся считать деньги. — Что ж, этот вопрос можно считать закрытым, — продолжал он, убирая бумажник к себе за пазуху. — Теперь извольте объяснить, что связывает вас с княжной Вязмитиновой. Да не вздумайте врать! Я хорошо ее знаю и сразу замечу ложь.

— Вы друг ей? — уточнил Хесс.

— Скорее, наоборот.

— В таком случае все упрощается, — сказал немец и подробно изложил слушателям историю своих отношений с княжной Вязмитиновой.

Во время его рассказа заскучавший Ерема откровенно зевал и тер кулаками глаза, как усталый младенец, а Хрунов, напротив, слушал с пристальным вниманием, изредка помогая рассказчику наводящими вопросами.

— Все-таки вы редкостный болван, — подытожил он, когда немец закончил говорить. — Да что с вас взять, с иноземца... Не стоит обижаться на мои слова, майн герр, поскольку это чистая правда. Я знаю, что говорю, поскольку некогда сам был на вашем месте и тоже думал, что вожу княжну за нос, в то время как мой собственный нос был давно ущемлен меж ее нежных пальчиков. У нее не женский ум, майн герр, и железная хватка. Судя по вашему рассказу, она вас давно раскусила, только до сих пор не поняла, какого черта вам тут надобно. А как только поймет, тут вам и крышка. А вы еще были так неосторожны, что тайком ушли из дому... Теперь эта ведьма не угомонится, пока не выведет вас на чистую воду, так что мой вам совет: к княжне больше ни ногой. Плюньте на свой багаж, пусть она думает что угодно: что вы бежали, что вас зарезали... что угодно!