моему мальчику-вознице смело ехать в деревню. Наверное, мой приезд вызвал в деревне некоторый интерес, поскольку мужики начали собираться в дом Сауваненов, где мы разместились. Наверное, интерес вызвала также повязанная на моей руке лента Ребольского шюцкора. Со мной ничего не случилось, и мой возница, не остановившись даже, чтобы покормить лошадей, на всякий случай с той же скоростью отправился обратно, в Финляндию. В упомянутом доме меня принимали как гостя, в соответствии со старой доброй карельской традицией. Теперь же на это вдобавок, видимо, повлияло ещё и то, что я привёз этой семье привет от дочери, которая была замужем в Реболах. Магическим словом, которое было у всех на устах и которое и меня частично защищало в этой поездке, было «Ухтинский областной съезд»[1063]. Из Минозера и ближних деревень депутаты отправились в Ухту ещё накануне. Поэтому я, поев, немедля нанял в доме Сауваненов почтовую лошадь до Алозера[1064]. Перед моим отправлением из леса пришел домой старый хозяин Сауваненов. Он был одним из тех оставшихся представителей старой карельской духовной аристократии, которых ещё можно кое-где встретить в Карелии. Вот кабы мужи Карелии умели ценить благородство родной земли, проявляющееся и духовно, и телесно, то будущее Карелии, невзирая ни на что, было бы обеспечено, – думал я, выезжая из Минозера.

[…]

Мы успели попасть в Алозеро тем же вечером, и я, как и предполагал, догнал других депутатов, направлявшихся в Ухту; поэтому я продолжил путь в Костамукшу[1065] ночью, на другой лошади. […] Ночью пошёл густой снег, и лошадь пару раз сбивалась с пути; всё же, к счастью, ранним утром мы, наконец, добрались до деревни. Попав в дом, я сразу лёг спать. Когда позже проснулся, увидел вокруг себя многочисленные и довольно мрачные лица. Наверняка больше всего подействовала уже упомянутая белая лента на рукаве моего пальто. Я слышал, как мужики говорили между собой, спрашивая друг у друга, кем может быть этот путник. Моё ружье находилось на противоположной стене, но при мне был мой карманный пистолет. Однако ни к тому, ни к другому оружию не пришлось прибегать, поскольку в это время в комнату вошёл мой школьный приятель, друг детства, с которым мы в доме священника в Вокнаволоке вместе зубрили русскую «аспуку». Он объяснил мужикам, кто я, и дело разъяснилось.

Здесь я также получил важные сведения о ходе бывшего в этой деревне сражения между финской военной экспедицией и «отрядом»[1066]. Как и во многих других местностях Карелии, здесь нападение на финнов произошло неожиданно. Лишь два участника экспедиции спаслись на лодке из школьного здания, расположенного на мысу. […] Это была печальная история, и ненависть деревенских к финнам тлела до сих пор.

Я узнал также, что ночью проехал мимо деревни Кондока[1067], в которой другие депутаты вечером провели собрание, и там же заночевали. Я не стал их ждать, и поскольку до начала съезда было ещё три дня, я разумно, – как понял позже, – не отправился прямо через Кентозеро[1068] в Ухту, а пошёл на лыжах в Вокнаволок[1069]. […] По пути я слышал в лесу стрельбу – то здесь, то там, когда ближе, а когда дальше. Поначалу я предположил, что это только охотничьи выстрелы, однако, когда они участились, я начал думать, что это, пожалуй, всё же настоящая военная стрельба. Говорили ведь во всех тех карельских деревнях, в которых я побывал, что в карельские поселения идут большие отряды русских красных, и что проведение съезда запрещают. […]

Сразу после полудня я пришёл в Ринуярви[1070], где меня потчевали, когда я был маленьким мальчиком. Прошло уже больше двадцати лет с тех пор, как я был там в последний раз… […]

Утром пришёл из Вокнаволока зять с известием, что все финны, которые были на службе Временного Комитета[1071], спешно вернулись в Финляндию, и что в Ухту пришли большевики, и что они, возможно, уже сегодня прибудут в Вокнаволок. Общий совет хозяев был такой, что было бы лучше мне, для спасения моей шкуры, срочно вернуться тем же путём, что я пришёл. Я всё же решил отправиться хотя бы в Вокнаволок. Итак, когда лошадь достаточно поела, мы тронулись в Вокнаволок. Люди, которых я встречал по дороге, подтверждали полученные сведения. Большевики пока не появились в Вокнаволоке. Так, мы направились прямо в мой старый дом[1072], где можно было поговорить по телефону и прояснить ситуацию. Как раз недавно удалось провести телефонное сообщение из Суомуссалми[1073] в Ухту, и к этому телефонному проводу был подключён телефон в Вокнаволоке.

Из деревни Раате волости Суомуссалми мне сообщили, что туда, помимо находившихся в Карелии финнов, пришли и те депутаты, которые были избраны на карельских областных собраниях в Финляндии[1074]. Никто из них всё же не решился из-за неопределённости ситуации направиться в Карелию. Но мне, тем не менее, советовали отправиться в Ухту. – Находящиеся в Ухте члены Временного Комитета опять сообщили, что в деревню прибыло 200 большевиков, начальник которых, комиссар Александров[1075] уверяет, что мы сможем спокойно провести съезд, и что никого не тронут. И здесь тоже посчитали необходимым, чтобы я отправился в Ухту. Перед тем, как принять окончательное решение, я хотел получить обо всем деле сколь возможно основательные сведения. Но я не мог этого сделать, поскольку, как предполагали в Ухте, большевики присоединили свой аппарат к телефонному кабелю, и прослушивали разговоры. Поэтому я ночью тайком с помощью надёжных местных жителей отсоединил ухтинский кабель, чтобы свободно переговорить с Раате. Таким образом, я узнал, как в общих чертах спланирован съезд, какие наиболее важные вопросы на нем должны были решаться и т. п. – Утром ухтинский кабель был опять в порядке, а также было принято моё собственное решение о направлении моего пути. Я решил, несмотря ни на что, отправиться в Ухту. Я знал, что на съезде не будет хватать образованных участников, и что поэтому мои собственные незначительные силы будут нужны. И я также не считал, что это путешествие может быть для меня опасным, поскольку я был карел по происхождению, – я был представителем карельской волости; а до этого главным образом занимался народным просвещением и культурой; Карелия в определённом смысле помогла большевикам, когда боролась против белых Севера России за свою свободу; и на моё решение отчасти повлияли те успокоительные сведения, которые я получил из Ухты.

К изумлению жителей Вокнаволока, лошадь, которую я накануне вечером нанял для путешествия в