помогающую людям, но как душу мира и человечества, всегда соединенную с Богом и соединяющую с ним всё, что существует в мире. Вот как он формулировал это:

«Это великое, царственное и женственное Существо, которое, не будучи ни Богом, ни вечным Сыном Божьим, ни ангелом, ни святым человеком, принимает почитание и от завершителя Ветхого Завета, и от родоначальницы Нового (то есть от Христа и Девы Марии. — Прим. И. Р.), — кто же оно, как не само истинное, чистое и полное человечество, высшая и всеобъемлющая форма и живая душа природы и вселенной, вечно соединенная и во временном процессе соединяющаяся с Божеством и соединяющая с Ним всё, что есть».

Это, по мнению Соловьева, не было осознано «нашими предками, благочестивыми строителями Софийских храмов».

(Джоан Хауэр. Волшебный транзистор. 1627)

Наследуя древнюю иудейскую традицию и при этом существенно развивая ее, Соловьев связывает земную человеческую любовь с любовью Творца к этому высшему существу, олицетворяющему вечную Женственность.

Согласно циклу статей Соловьева «Смысл любви» (1894), любовь есть спасение индивидуальности и преображение земной плоти. Философ обращает внимание на то, что любящий идеализирует любимого, видя его в особом свете. Этот свет не есть субъективная иллюзия — напротив, именно идеализированный образ любимого и есть истинный его образ, а последующее его искажение — результат утраты способности его видеть. Смысл любви — в том, чтобы воплотить этот образ в реальности. По Соловьеву, это единственный способ оправдать и тем спасти существование индивидуальности.

Индивидуальную жизнь всю пронизывает эгоизм. Он выражается не только в том, что индивидуальность приписывает безусловное значение себе, но и, главное, в том, что она отказывает в этом значении другим. В своих рассуждениях человек говорит о равноправности себя и других, но на практике в своем спонтанном внутреннем чувстве он возвышает себя над ними. Это не дает человеку вочеловечиваться.

«Метафизические, исторические и социальные условия смягчают эгоизм, но оставляют нетронутой его основу. Только любовь прямо фактически устраняет несправедливое отношение к другим», — говорит Соловьев.

Любимое существо — такое же, как я, но другое, и если я люблю, я могу приписать ему значение безусловное — это меня избавляет от эгоизма. Завершение это находит в половой любви, которая соединяет два существа химически, разрушая незыблемую границу между ними.

Соловьев выводит свое рассуждение на космологический уровень. Он считает, что сотворенная Богом вселенная, материя, которую и воплощает женщина, есть предмет вечной любви Бога. Сотворенный мир имеет для Бога образ вечной Женственности, высшей красоты, которая должна воплотиться в материальных формах. Бог любит эту красоту сам и желает, чтобы и индивидуальность, которая несет в себе ее сверхматериальный творческий отпечаток, но погрязла в эгоизме — (то есть земной мужчина), — любила ее в образе земной женщины. Именно таким образом мужчина может преодолеть свой эгоизм, оправдать свое индивидуальное существование и двинуться к совершенству. И именно в силу этого высшего значения любви, половая любовь, если она совершается как часть любви духовной, содержит в себе проблески неземного блаженства. Вот как описывает это Соловьев:

«Для Бога Его другое (т. е. вселенная) имеет от века образ совершенной Женственности, но Он хочет, чтобы этот образ был не только для Него, но чтобы он реализовался и воплотился для каждого индивидуального существа, способного с ним соединяться. К такой же реализации и воплощению стремится и сама вечная Женственность, которая не есть только бездейственный образ в уме Божием, а живое духовное существо, обладающее всею полнотою сил и действий…

В половой любви, истинно понимаемой и истинно осуществляемой, эта божественная сущность получает средство для своего окончательного, крайнего воплощения в индивидуальной жизни человека, способ самого глубокого и вместе с тем самого внешнего реально-ощутительного соединения с ним. Отсюда те проблески неземного блаженства, то веяние нездешней радости, которыми сопровождается любовь, даже несовершенная, и которые делают ее, даже несовершенную, величайшим наслаждением людей и богов».

Неслучайно именно индивидуальная любовь является для людей самым распространенным путем к высшим чувствам и переживаниям, самым, может быть, основным порталом в духовную сферу из повседневной бездуховной жизни. Правда, этот портал обычно быстро закрывается, о чем Соловьев тоже подробно говорит. Любовь, как мечта, овладевающая нами, через какое-то время исчезает. Она теряет сосредоточенность и высокий подъем. И порожденная ею энергия в лучшем случае в раздробленном виде переходит на детей. Именно это угасание Соловьев считает нужным и возможным преодолевать.

Если половое соединение не является окончательной реализацией любви и происходит без нее, это полностью губит любовь, подчеркивает философ.

При таком понимании плоть перестает мешать восхождению человека, как это происходило в западной традиции. И оказывается, что обретение настоящего смысла жизни невозможно без женского начала.

Страшная дорога свободной личности — 9

Илья Росляков / Газета «Суть времени» № 527 / 2 апреля 2023

В нашей культуре есть иное понимание смысла любви. И если мы хотим противостоять западному проекту переустройства человека, связанному с разрушением патриархата и внедрением перверсии, нам нужно это понимание «добыть». И добиться с его помощью, в частности, иной практики личной любви в нашем обществе

Подавляющее большинство людей верит в существование настоящей любви. Несколько меньше, но тоже большинство — считают, что испытывали настоящую любовь в собственной жизни. В России таких больше, чем в США. Таковы результаты опросов. Значит, вера в любовь пока что остается одной из неизменных констант человеческого бытия. Вопрос: надолго ли?

В США среди верящих в любовь уже явным образом много таких, кто не считает, что она должна происходить между мужчиной и женщиной. То есть любовь уже смешали с перверсией; постоянно идет разговор о «настоящей любви» между гомосексуалистами, лесбиянками, педофилами и их жертвами — детьми и так далее. Перверсные отношения всё более распространяются, и поскольку на самом деле настоящая любовь и перверсия несовместимы, на следующем шаге отношение к любви изменится. Понимание того, что такое любовь, будет становиться всё более неопределенным, призрачным — вплоть до того, что окажется совсем потеряно. При этом собственно сексуальное будет становиться самодостаточным. Движение в этом направлении уже идет; за последние десятилетия из западной культуры и дискурса уже ушло очень многое, что было связано с любовью как чем-то принципиально возвышающимся над сексуальностью, имеющим какую-то другую природу. Зато сексуальность оказалась в центре внимания, и вокруг нее разрослась новая культура, включая индустрию порнографии.

Я уже упоминал воззрение Робера Бриффо о том, что в древности человек вообще не знал любви. В подтверждение этот автор приводит многочисленные данные наблюдателей за