Как ни разнообразны действия, сопровождающие кончину, несколько общих особенностей человеческого мышления в данной области выявить удается:

• У человека имеется лишь смутное представление о смерти и усопших в целом. Хотя во многих местах люди поддерживают постоянное взаимодействие с усопшими, представление о том, каковы они, зачастую крайне расплывчато. Возвращаясь к предкам квайо, Роджер Кизинг отмечал, насколько мало людей задумывались о том, как именно усопшие становятся предками. У тех, кто все-таки задумывался, имелись личные догадки, зачастую очень бессвязные, но большинство просто не видело смысла в таких вопросах. И это люди, которые общаются с предками ежедневно и большинство событий своей жизни толкуют через призму их желаний и действий. Как свидетельствует Дэвид Покок, «сельские жители Сундараны [Гуджарат, Северная Индия], как и большинство народов, известных социальным антропологам, очень смутно представляют себе загробную жизнь».[100]

• Человек гораздо точнее представляет себе недавно скончавшихся – что они могут сделать живым и т. п., – чем смерть как состояние. Присутствие недавно умершего воспринимается скорее как опасность, чем как утешение. Взять хотя бы многочисленные истории о том, что мертвые не совсем мертвы, в той или иной форме их присутствие по-прежнему ощущается, однако присутствию этому – вопреки гипотезе про утешение – далеко не рады. Насчет умерших «окончательно и бесповоротно» теории обычно ничего вразумительного не сообщают. Это касается даже тех мест, где существуют образованные толкователи и богословы. Например, знаменитая тибетская книга мертвых «Бардо Тодол» (слово «бардо» означает «между») живописует переход из этого мира в иной, не балуя читателя подробностями существования там, за гранью. Большинство представлений о смерти и мертвых связаны с переходным периодом между самой смертью и неким последующим состоянием. Усопшие «отправляются в путь», «готовятся к путешествию» и т. д. Метафоры меняются, но суть схожа. Обряды посвящены именно переходному периоду.

• Обряды касаются последствий для живых. Это важно, поскольку идет вразрез с гипотезой о том, что наши представления о смерти сопряжены со страхом перед ней. У людей имеются чувства по поводу собственной предстоящей кончины и имеются окружающие смерть обряды, однако они обслуживают чужую смерть. Если вы не видите здесь ничего странного, сравните погребальные обряды с обрядами плодородия. Люди беспокоятся об урожае и проводят обряды, ему способствующие. В случае же со смертью дело обстоит совершенно иначе. Если бы ключевым фактором действительно выступал страх смерти, обряды были бы направлены на то, чтобы избежать ее или отсрочить неизбежное. Но мы ничего подобного не наблюдаем. Обряды помогают живым избежать последствий, которые возникнут, если не позаботиться о теле умершего предписанным образом.

• Смысл обрядов в действиях с мертвым телом. Так называемые погребальные обряды строятся преимущественно на действиях с телом усопшего. Судя по всему, именно присутствие тела вызывает страдание и прочие подобные эмоции при выполнении этих обрядов. Казалось бы, снова самоочевидно, но как же тогда это согласуется с гипотезой о «тревожности»? Почему нам так важно как следует прожарить или промариновать труп? Разумеется, для каждого предписания найдется своя, местная подоплека. Но поскольку некоторые из этих предписаний мы наблюдаем во всех человеческих обществах, должны быть какие-то универсальные предпосылки.

Ценность антропологии в том, что она заставляет нас ставить под сомнение самоочевидные, казалось бы, вещи. Мы знаем, что люди по всему миру следуют особым ритуализированным правилам обращения с мертвым телом. Обычно мы не ищем причин этого поведения, поскольку считаем, что такие обряды выражают некие эксплицитные представления о смерти и смертности. Однако потом выясняется, что во многих местах верования относительно смерти довольно расплывчаты и определенность присутствует только в представлениях о мертвом теле. Поэтому вместо того, чтобы добавлять к этим зыбким верованиям не менее зыбкие собственные гипотезы, возможно, было бы лучше рассмотреть факты, которые находятся непосредственно у нас перед глазами. Наверное, причина, по которой люди ощущают необходимость что-то делать с мертвыми телами и по которой они делают это сотни тысяч лет, как-то связана с самими мертвыми телами. Или с тем, как функционирует человеческое сознание по отношению к данному конкретному объекту.

Разумеется, тело близкого родственника вызывает ощущения сложные и интенсивные, труп незнакомого человека может вызывать другие эмоции, но тоже вряд ли оставляет нас равнодушными. Ввиду эмоциональности и интенсивности этих реакций мы не догадываемся об их логическом характере и о связи с тем, как представлена информация в мозге. А зря. Эмоции – это сложные программы психики. Они активируются, когда другие структуры выдают определенные результаты. Поэтому нам не помешало бы взглянуть на разные системы, участвующие в нашем восприятии мертвеца. Я говорю «разные системы», поскольку, как мы уже видели в предыдущих главах, любая ситуация (сколь угодно банальная) обрабатывается разными системами логического вывода, отвечающими за разные ее аспекты. Эмоциональную реакцию формирует совокупность разных психических процессов. Мертвое тело – это биологический объект. У нас в сознании имеются особые системы, которые отвечают за биологические свойства живых существ и, вероятно, активируются при описании и этого объекта. Кроме того, это биологический объект в особенном состоянии, поэтому внешний вид трупа может активировать еще ряд систем. И наконец, труп – человеческий, а значит, в действие приводятся системы, описывающие человека. Возможно, все эти особые представления, поставляемые невидимой «кухней» нашего сознания, помогут разобраться, в чем особенность нашего отношения к мертвому телу.

Как сказал когда-то Джон Рескин, возможно, под влиянием сильного стимулятора: «Вряд ли кто-то из вас согласился бы жить в одной комнате с мертвецом в шкафу – даже тщательно забальзамированным и даже если бы из головы у него рос подсолнух».[101] Именно. Однако наша задача – объяснить (в менее цветистых выражениях, но с большей научной точностью) это отвращение не только к мертвым человеческим телам, но и к трупам в целом.

Хотя современный образ жизни не так часто заставляет нас наблюдать ее мрачную изнанку, мы понимаем, что труп – это биологический объект в процессе разложения; отсюда распространенное представление о том, что трупы заведомо нечисты и заразны. Как утверждает древний зороастрийский текст, любой, кто коснется трупа, «будет заражен до кончиков ногтей. Не очиститься ему после этого во веки веков». Представления о «заражении» от контакта с трупом, конечно, разнятся по силе, но в целом универсальны.[102] Считается, что трупы заражают даже воздух вокруг. У кантонских китайцев те, кто занимается ритуальными услугами, считаются настолько зараженными в силу своей работы, что большинство окружающих даже в разговор с ними не вступят, боясь заразиться тоже. Мертвое тело отравляет окружающую среду, испуская «губительный дух». Когда в деревне кто-то умирает, люди поскорее уводят домой детей и даже скотину, которая считается особенно чувствительной к подобного рода заражению. Такая картина характерна не только для Китая. Морис Блох, описывая погребальные обряды народа мерина на Мадагаскаре, отмечает, что, «пока труп еще не высох и продолжается разложение, он крайне заразен, и любой контакт, даже косвенный, требует ритуального очищения».[103]