– Я, – улыбнулся он. – А ты не рада меня видеть?

– Да, но ты же должен быть в городе?

Андрей развел руками:

– Встреча сорвалась, и я решил вернуться.

«Врет!» – молнией пронеслось в голове. Она поставила корзину на пол и села за стол, решительно отодвинув в сторону предложенную тарелку с овсяной кашей.

– Странная ты, – заметил озадаченный муж. – Своим появлением я нарушил какие-то твои планы?

– Конечно, я собиралась в лес за грибами, а вот теперь придется остаться дома, – съязвила Дубровская.

– Что ты несешь? Какие грибы и что вообще происходит?

– Мне кажется, она больна, – молвила свекровь, решившая наконец внести свою лепту в семейные разборки. – Сегодня она полночи провела с мокрыми волосами на сквозняке. Вот и результат!

– Я ничего не понимаю! – повысил голос Андрей. – На каком сквозняке и почему мокрая? К чему эти загадки?

Елизавета посмотрела на разгоряченного супруга. На его лице отражалась целая гамма чувств, начиная от недоумения и заканчивая едва сдерживаемым гневом. Он ждал объяснений и негодовал оттого, что его водят за нос.

«Из него бы получился замечательный актер», – подумала Дубровская. Действительно, он не играл, не юлил, не прятал в пол глаза, что было бы естественно в его положении. Андрей вел себя так, словно виноваты были все вокруг, разумеется, кроме него самого.

Полина была здесь же. Она вытирала чистой салфеткой тарелки, аккуратно расставляя их на полочке в буфете. Лицо ее выражало полное безразличие. Однако, несмотря на явно семейную сцену, где присутствие посторонних было нежелательно, она не спешила покидать наблюдательный пост. Ситуация явно забавляла ее, поскольку уголки пухлого рта время от времени подергивались, словно девушка боялась расхохотаться в самый неудобный момент. Тщетно искала Дубровская следы морального разложения на ее прелестном личике. Домработница была красива и свежа, как утренняя роза.

– Если хочешь поговорить, то это лучше сделать в кабинете, – заявила Елизавета, поднимаясь со своего места.

Андрей был вынужден согласиться…

– Это полный бред! – заявил супруг, выслушав сбивчивые обвинения Дубровской. – Я не желаю это обсуждать.

– Но обсудить все же придется, – наступала она. – Я понимаю, конечно, что лучшая защита – это нападение, но согласись, ты не ответил ни на один мой довод.

– Твои доводы не подкреплены доказательствами. Что ты хочешь поставить мне в вину?

– Ты разбил лампу в спальне, – молвила Дубровская.

– И тебя действительно волнует судьба этой чертовой лампы? Дорогая, ты превратилась в законченную мещанку.

– Нет. Но разбил все-таки ты?

– Конечно нет. Как я мог это сделать, если находился ночью в городе?

– Ты не был в городе. Я видела тебя ночью в нашей спальне.

– Хороший повод обратиться к психиатру.

– С моей психикой все нормально!

– Хорошо, остынь! Скажи лучше, ты видела мое лицо?

– Нет.

– Ну, может, руки, ноги?

– Нет.

– Тогда как ты можешь утверждать, что это был я?

– Ты забыл про темно-синюю пижаму?

– Ах, да. Прости. Конечно, как это я запамятовал? Кусочек темной шелковой ткани, промелькнувший в коридоре, – и ты готова делать выводы. Ты хоть сама понимаешь абсурдность своих рассуждений?

– А как же быть с комнатой нашей домработницы? Почему твоя пижама висит в ее шкафу?

Дубровская осознавала, что плохо владеет тактикой изобличения неверного супруга. Конечно, не стоило выплескивать все сразу. Нужно было затаиться, а потом поймать преступников на месте их прелюбодеяния. Но уж такова была натура Елизаветы. Она не могла долго хранить секреты.

Андрей же вел себя спокойно. Казалось даже, что он испытывает удовлетворение, одерживая победу в том бесперспективном споре, который затеяла его жена.

– Значит, тебя интересует моя пижама? Нет ничего проще, чем спросить хозяйку той комнаты, в которой утром ты провела обыск.

Он приоткрыл дверь кабинета и позвал домработницу.

Дубровская не сводила глаз с этой пары, дожидаясь, что супруг подаст Полине какой-нибудь тайный знак. Но все, казалось, было спокойно, только ее сердце трепыхалось, как птица, попавшая в ловушку. К горлу подкатила знакомая тошнота.

– Полюшка, детка, – ласково проговорил Андрей, словно заранее извиняясь за тот глупый вопрос, который должен будет ей задать. – Скажи-ка, где находится моя пижама?

– Какая именно, Андрей Сергеевич?

– Темно-синяя, шелковая пижама. Брюки на шнурке, – пояснил супруг, продолжая улыбаться.

Полина зарделась и смущенно посмотрела на него.

«Вот она и попалась!» – торжествовала Елизавета. Если бы взглядом можно было прожечь дырку, то хорошенькому лицу домработницы пришлось бы не сладко.

– Ах, Андрей Сергеевич, вы сочтете меня копушей. Но я только вчера привела ее в порядок и не успела еще повесить в ваш шкаф.

– Но где она находится в данный момент? – в голосе Андрея звучали и смех, и раздражение.

– В моей комнате, – потупила глаза негодница. – Скажите, я, по-вашему, сильно провинилась?

– Вовсе нет. Просто моя супруга решила, что ты дала ее кому-то поносить, – засмеялся он.

Полина перевела взгляд на Дубровскую.

– Да что вы! Как же можно?

– Ну, ладно, ладно, ступай! – приказал супруг, и девушка тотчас же повиновалась.

– Ну, ты довольна? – спросил он.

– Ты выставил меня в дурацком свете, – возмутилась Лиза.

– Тогда не давай мне для этого повода. Я всего лишь отвечал на твой вопрос и твои нелепые обвинения. Полагаю, разговор окончен?

Дубровская была иного мнения:

– Ну а как быть с бокалами на подоконнике? И с бутылкой французского вина?

– Прикажешь еще раз позвать Полину? Я это сделаю. Только вопросы на этот раз будешь задавать сама. С меня хватит.

– Не нужна мне Полина. Я хочу слышать твои объяснения.

– Мне сказать нечего! – возмутился супруг. – Если хочешь, пересчитай бутылки в баре!

– Я не веду счет!

– Ну и напрасно. Возможно, если бы ты занималась хозяйством, у тебя бы возникало меньше глупых фантазий. Я уже начинаю жалеть о том, что предложил тебе сократить нагрузку на работе. Ты становишься подозрительной домашней наседкой!

– Да, но я только хотела узнать…

– С меня довольно! – крикнул он и, резко развернувшись, направился к выходу.

Дубовая дверь со скрипом отворилась, а в следующий момент оглушительно захлопнулась. Щелкнул замок.