Единственная улица упиралась в здание покрупней, с двумя небольшими парковками по бокам, битком забитыми легковушками и пикапами. Люк прикинул, что их в общей сложности штук тридцать или сорок. Так вот где стоят личные автомобили сотрудников! Теперь понятно. А вот как сюда привозят еду – по-прежнему загадка. Натриевая газоразрядная лампа освещала две бензоколонки рядом с большим зданием, чем-то напоминавшим магазин.

До Люка понемногу доходило. На выходные сотрудники никуда не уезжали (хотя Морин выделили неделю на поездку в Вермонт), а селились в этих картонных домишках. Рабочие графики составлялись с таким расчетом, чтобы персонал занимал их по очереди. Когда хотелось развлечься, они запрыгивали в свои личные авто и ехали в ближайший поселок – Деннисон-Ривер-Бенд.

Местные наверняка любопытствовали, что все эти люди делают в лесу, и у сотрудников, конечно, была заготовлена легенда на такой случай. Люк не представлял какая (и в данный момент ему было глубоко на это плевать), но, видимо, правдоподобная, раз она за столько лет не вызвала ни у кого подозрений.

Иди вдоль забора, пока не увидишь шарф.

Люк пошел: забор и поселок слева, лесная опушка – справа. И опять ему пришлось бороться с желанием побежать – видимость-то стала лучше! Подробно обсудить все с Морин им не удалось (слишком долгий разговор мог вызвать подозрения руководства, к тому же Люк боялся, что Авери своим нарочитым дерганьем носа сдаст их с потрохами), и теперь он понятия не имел, где может быть шарф. А если пропустит?..

Беспокоился он зря. Морин повязала шарф на низкую ветку сосны, стоявшей аккурат на том месте, где забор поворачивал влево, прочь от леса. Люк снял шарф и завязал вокруг пояса, решив, что глупо оставлять такую очевидную подсказку будущим преследователям. Интересно, скоро Сигсби и Стэкхаус узнают о побеге и поймут, кто помог его организовать? О да. Очень скоро.

Расскажи им, Морин, подумал он. Не надо терпеть пытки. Если ты будешь молчать, без пыток не обойдется, а ты слишком стара и больна для купания в баке.

Яркий фонарь рядом со зданием, которое могло быть торговой точкой, остался довольно далеко, и Люку пришлось попетлять в темноте, прежде чем он вышел на старую дорогу через лес – ею, наверное, пользовались лесорубы прошлого. Начало дороги перегородили густые заросли голубики. Как ни спешил Люк, он все же выделил минутку, чтобы собрать пару горстей ягод и закинуть их в рот. Ягоды были сладкими и восхитительными. У них был вкус свободы.

Идти по дороге оказалось легко, даже в темноте. Две колеи поросли сорной травой, по бокам стоял плотный кустарник. Иногда приходилось перешагивать сухие ветки (и спотыкаться о них), но сбиться с пути и уйти в лес было невозможно.

Люк решил снова считать шаги и дошел примерно до четырех тысяч, а потом сдался. Дорога тянулась в основном под гору и лишь иногда поднималась. Пару раз Люк встретил поваленные деревья, а один раз уперся в кусты и с перепугу решил, что дорога кончилась. Впрочем, продравшись сквозь заросли, он снова ее нашел и двинулся дальше. Счет времени был давно потерян. Час прошел? Скорее два… Одно Люк знал наверняка: еще ночь. И хотя идти ночью по лесу было страшно, особенно ему, городскому ребенку, он все же надеялся, что светать начнет еще очень, очень не скоро. Увы, летом первый свет начинал брезжить на небе около четырех часов утра.

Люк поднялся на очередной холм и на минуту остановился передохнуть. Стоя. Вряд ли он уснет, если сядет, но мысль об этом пугала. От адреналина, который помог ему выбраться из-под забора и пройти через лес к институтскому городку, не осталось и следа. Кровь из порезов на спине, ноге и ухе больше не шла, все эти места неприятно пульсировали и саднили. Больнее всего – ухо. Люк аккуратно его потрогал и тут же, зашипев от боли, отдернул руку. Однако огромный сгусток запекшейся крови нащупать все же успел.

Я себя изувечил, подумал он. Мочка уже никогда не отрастет.

– Сволочи меня заставили… – прошептал он. – Заставили!

Сесть Люк так и не решился. Он нагнулся и схватил себя за колени – в этой позе он частенько заставал Морин. Конечно, поза никак не облегчила боль от ран, зато позволила немного расслабить уставшие мышцы. Люк выпрямился и хотел двинуться дальше, но замер. Спереди доносился едва различимый звук – будто ветер шумел в соснах, вот только никакого ветра не было. Ни дуновения.

Пожалуйста, пусть это будет не галлюцинация, подумал он. Пусть это будет на самом деле.

Еще через пятьсот шагов – их он сосчитал – Люк окончательно убедился, что слышит журчание воды. Дорога стала шире и пошла вниз – в какой-то момент ему пришлось двигаться боком, хватаясь за ветви деревьев, чтобы не шлепнуться. Когда деревья по обе стороны от дороги исчезли, он замер. Здесь сосны повалили и выкорчевали – получилась полянка, заросшая кустарником. А внизу расстилалась широкая лента черного шелка – спокойная и гладкая настолько, что в ней отражался свет звезд. Люк представил, как лесорубы прошлого, работавшие здесь еще до Второй мировой, подвозили бревна на старых лесовозах марки «Форд» или «Интернешнл харвестер», а может, даже на лошадях. Здесь, на этой поляне, они разворачивались, выгружали древесину и скатывали ее в Деннисон-ривер, откуда та начинала долгий сплав к многочисленным лесозаготавливающим фабрикам ниже по течению.

Люк спустился по этому последнему склону на дрожащих и ноющих от боли ногах. Заключительные двести футов были самыми крутыми: давным-давно бревна проделали себе здесь глубокую колею до самого скального основания. Люк сел и поехал вниз, хватаясь за кусты, чтобы хоть немного контролировать скорость. В конце его ждала зубодробительная остановка на скалистом берегу в трех или четырех футах над водой. Здесь, как и обещала Морин, из-под зеленого брезента, засыпанного хвоей, торчал нос ветхой лодочки, привязанной к кривому пню.

Как Морин узнала про это место? Ей кто-нибудь рассказал? Нет, вряд ли в такой ситуации она поверила бы слухам – все-таки Морин знала, что от лодки зависит жизнь ребенка. Возможно, она нашла ее сама, когда до болезни гуляла в этих местах. Или они с коллегами – подругами-буфетчицами – выбирались сюда на пикник из своего псевдовоенного городка: сэндвичи, кола, бутылочка вина… Не важно. Главное, лодка на месте.

Люк вошел в воду, которая доходила ему до голеней. Нагнулся, набрал пригоршню и жадно выпил. Речная вода была холодной и на вкус показалась ему слаще голубики. Утолив жажду, Люк попытался отвязать лодку от пня, однако узлы были мудреные, а время шло. В конце концов он просто перерезал веревку ножом, отчего правая ладонь снова начала кровоточить. Что еще хуже, лодку тут же понесло прочь.

Люк бросился следом, схватил ее за нос и подтащил обратно. Теперь кровоточили обе ладони. Он попытался сдернуть брезент, но стоило отпустить нос, как течение сразу подхватило его суденышко. Люк выругал себя за неосмотрительность – что же он сперва не снял брезент?! Вытащить нос лодки на берег было нельзя, так что в конце концов он просто перевалился за борт, под слабо пахнувшую рыбой древнюю парусину, ухватился за рассохшуюся центральную банку и подтянулся. В итоге брезент накрыл Люка с головой. Он лежал в луже воды на чем-то твердом, длинном и угловатом. Лодку к тому времени неторопливо несло по реке кормой вперед.