Меня перебил Наташкин голос:

– Алло! Ленусик, ты?.. У нас все в порядке. Живее не бывает. Только твоя мамочка с ума сошла. Пустяки, дело привычное… Да что ты говоришь?!.. И что, совсем?.. Правильно сделали, что окно не забили – лишняя работа. Не знаю, почему у твоей маменьки телефон не работает… Ах, не отвечает? Раз не отвечает, значит, она с мобильником в дороге разминулась. А свой я включить забыла… Ой, ужас какой!.. И ничего уже нельзя сделать?.. Даже не знаю, как преподнести?

Я машинально отступила назад и шлепнулась на стул в ожидании страшной новости. И с грохотом навернулась с него вниз.

– Вот оно! Про Шарика! – вяло рассуждала, сидя на полу и морщась от боли. – Умный Шарик взял бы пример с Наташки, а балбес…

– Пока, Ленусик! Тут твоя мамаша изгаляется. Бежевыми брюками пол натирает. Перезвоню… Вставай, несчастная! – Наташка протянула мне руку, не обращая внимания на закаменевших пожилых дам. – Между прочим, мне, когда я с этого же стула слетела, опираться было не на кого.

– Не ври, – пробормотала я, – а чайник?

– Так в нем же души нет! – возмутилась подруга. Усадив меня на табуретку, внимательно оглядела всех присутствующих, подняла глаза к потолку и сказала: – Все-таки побелка лучше. – Все хором вздрогнули и уставились в потолок. Как бы между прочим, она продолжила: – Надо же какая квартира уютная! И двор у вас зеленый, тенистый. Никакой дачи не надо. Она у вас, Тамара Васильевна, все равно сгорела! Вернее, еще догорает. Ничего, главное, кот жив-здоров. Просил вам привет передать… Где-то тут был мой чайник… – забормотала она, оглядываясь по сторонам. – Мама дорогая! Да что ж вы не могли одного козла поделить! Гнали бы его обе в шею! Вас ведь столько объединяет! Даже в обморок, блин, в унисон попадали! – Наталья плакала и бегала от одной женщины к другой, пытаясь привести их в чувство: – Ирка! Балбеска! Да помоги ж ты мне! Видишь, Тамара совсем ноги протянула! Сейчас как треснется башкой об пол! Ой-ой-ой! Сползает! Да не накидка, блин! Зинаида сползает! Тормози! Коленками своими тормози!

– И незачем так орать! – переорала я Наташку исключительно от страха, поливая Зинаиду Львовну остатками воды из чайника и моля Бога, чтобы в этот миг не раздался милицейский звонок в дверь или в окно не вломилась группа захвата. Тамара Васильевна, если придет в себя, точно не выдержит. И ее смерть будет на моей совести. Честно говоря, Зинаиду Львовну мне было не так жалко. Тем не менее живительная сила воды привела ее в чувство первой. В это время и раздался требовательный звонок в дверь. – Спокойно, это милиция, – пояснила я, уверенная, что Зинаида снова потеряет сознание. Но она слабо махнула рукой и попыталась встать, чтобы дотянуться до полотенца. – Сейчас открою! – крикнула я в коридорное пространство, передала женщине полотенце и помогла ей выйти в другую комнату. Даже в таком состоянии она хотела привести себя в порядок. Через глазок была видна группа подтянутых товарищей, стоявших плечом к плечу, как на коллективной фотографии. – Проходите, мне некогда – там старушки валяются, – заявила я и стремительно понеслась назад…

Зинаиды Львовны в другой комнате не было. На полу под подоконником валялось мокрое полотенце. Неотрывно пялясь в распахнутое настежь окно, я как-то сразу поняла, что ее вообще уже нигде не было. В этом мире. Внизу, под окном, уже слышались чьи-то встревоженные крики, причитания… Меня толкали, пытались сдвинуть с места, а я стояла и думала, какая же это Европа? Летом здесь, наверное, можно обчихаться от тополиного пуха. Ветки тополя почти живут в комнате. Из-за этого немного темновато, зато в зной не так жарко. А зимой даже приятно пообщаться с заснеженным великаном…

– Сафин, да возьми ты ее под локотки и вынеси в большую комнату. Пусть там пока постоит. – Голос донесся откуда-то со стороны и вызвал раздражение. Зачем орать? Я поморгала глазами и посмотрела на молодого человека, задумчиво размышлявшего, с какой стороны ко мне удобнее подступиться.

– По морде схлопочешь, – услышала я свой собственный голос, показавшийся мне чужим. – Чайником, – добавила исключительно для того, чтобы проверить это ощущение. Оно не обманывало. Я говорила не своим голосом.

– Хорошо, – легко согласился Сафин, и я перевела свой взгляд от тополя на серьезное, полное достоинства лицо в гражданской форме одежды. – А теперь маленький шажок ко мне… – Он пятился назад и манил меня пальцами, как маленькую. Как завороженная, я сделала один шаг навстречу этим пальцам, второй… Дальше запомнилось только неприятное ощущение от мокрого кресла. Вот оно-то постепенно и привело меня в чувство. Интересно, что обо мне подумают, когда я встану в мокрых брюках? Но этот вопрос сразу же перестал меня волновать, когда я увидела, как Тамара Васильевна пытается успокоить тихо рыдающую Наташку.

– Надо же, какая волевая женщина, – удивилась я. Противный писклявый голос пропел: – «Все хорошо, прекрасная маркиза! Все хорошо, все хорошо!» – Не сразу сообразила, что голос – мой собственный.

– Конечно, хорошо, – убежденно заметил непонятно откуда взявшийся Димка. – Только вот микрофончик вытащим. Потом, дома еще споешь. Я тебе «караоке» подарю. Сможешь подняться? Я помогу… А что это у тебя весь зад мокрый? – Я скромно потупилась. Долго объяснять.

– Да у нас уже три штатных единицы в этом кресле затонуло, – послышался чей-то бодрый голос из кухни. Наталья Николаевна пояснила, что это они Тиханскую в чувство приводили. Лучше бы не приводили. Хотя неизвестно, что для нее было лучше…

– Он врет, – прошептала я мужу. – Никакой Тиханской здесь не было.

– Ну и ладно, – легко согласился он и повернулся к Наталье. – У тебя только глаза на мокром месте или штаны тоже? – Она не отвечала. – Ну просто не узнаю тебя!.. Наталья, посмотри на меня внимательно! Это же я, Дмитрий Николаич – идеальный объект для твоих нападок. У тебя исключительная возможность мне нахамить. Слово даю – проглочу и промолчу.

Наташка громко заревела – не иначе как из-за невозможности воспользоваться выгодным предложением.

– Зинаида Львовна? – окончательно приходя в себя, спросила я мужа. Он не ответил. Уговаривал Тамару Васильевну пожить в нашей квартире. – Она не может уехать отсюда, – строго сказала я, и вся суета неожиданно стихла. Все уставились на меня в ожидании дальнейших предсказаний. Так я им сказала! – Ей надо убраться, высушить мебель…

– Да-да, я лучше останусь здесь. Родные стены, знаете ли… – пояснила Тамара Васильевна, глядя на меня с благодарностью.

– Я могу забрать жену и Наталью Николаевну домой? – обратился Димка к какому-то длинному типу. Из-за не менее длинного Димки я его плохо видела.

– Буду искренне рад, – раздался знакомый голос Виктора Васильевича. – Почту за честь выпроводить их лично.

«Вот она, благодарность за почти полный отчет о преступлении», – с обидой подумала я.

Как бы услышав мои стенания, Листратов подошел ко мне и присел на корточки. Коленки его при этом противно скрипнули.

– Оклемалась, авантюристка? – Глаза его лучились искренней заботой. Хитрые, однако, глаза. И коленки на шарнирах. Довольно противный тип.