– Всех не скажу, а вот имя следующего назову, – ответил Грабл, перекинув за спину пока еще не пригодившийся ему в деле щит, а затем медленно направившись к распахнутым воротам. – Ты барона Орсия ванг Трелла знаешь? Вот за его душонкой нам и пора в путь отправляться.

– Знаю, тот еще хлыщ, – кивнул командир, довольно усмехаясь. Видимо, и о «подвигах» барона он знавал не понаслышке. – В графстве недавно появился, даже замок себе еще не отстроил, так что по стенам полазить не придется. Но зато отряд у него большой да отборный, хлопот много будет…

– Справимся? – спросил Грабл, почему-то уверенный, что услышит в ответ самоуверенное бахвальство.

– Я не пророк, зрить будущее не умею, – приятно удивил его бывший рыцарь, – да и гадать не стану. Возьмемся за дело, там и поглядим, чем оно для нас обернется…

– Путь до владений барона долог? Слышал я, они почти у самой северной границы графства находятся.

– Правильно слышал. Ладно, трепаться попусту долее не будем, – прервал разговор рыцарь. – Час на отдых ребятам дам, потом выступаем. Если ногами хорошо пошустрим, то к закату до поместья ванг Трелла доберемся.

Нет ничего, к чему нельзя было бы привыкнуть. Когда чистишь свинарник или конюшни в первый раз, то мучаешься от удушья и приступов тошноты. На второй день работа уже не кажется столь грязной, а выскребаемый мусор столь пахучим. Проходит какая-то неделя, и тебе уже не хватает отвратительных запахов, ты ищешь повода, чтобы хоть ненадолго заглянуть на скотный двор и хоть одной ноздрей, но вдохнуть зловонную негу дурных ароматов. Так уж устроены люди, они привыкают к среде обитания, какой бы омерзительной она ни была, и тоскуют по амбре выгребной ямы, лежа посреди цветущей поляны.

В венах Грабла Зингера текла лишь одна десятая гномьей крови. Перед тем как стать морроном, он большую часть жизни был человеком, поэтому и неудивительно, что второй, более продолжительный марш-бросок в тяжелых доспехах не вызвал у него ни злости, ни отвращения, а даже наоборот, привел его в некую эйфорию, подобную той, что испытывают бойцы, разгоряченные схваткой. Крепкое тело воина привыкло к нагрузке, привыкло к боли и уже не изводило хозяина жалобным нытьем, умоляя остановиться и хоть на пару минуточек прилечь на мягкую травку. Бег в доспехах стал не мучением, а увлекательным состязанием, смысл которого крылся в том, чтобы правильно рассчитывать нагрузки и при любых обстоятельствах: каким бы вязким ни был песок под ногами, как бы высоко ни доходила трава иль как бы больно ни хлестали по лицу ветки деревьев – не нарушать строй, бежать вровень со всеми, не отставая и не забегая вперед. Единственное, о чем сожалел моррон во время всего перехода, так только о том, что пейзажи вокруг были совсем неживописными и утомляли взор своей однотипностью.

Несколько часов, в течение которых солдаты лесного отряда усердно шевелили ногами и обильно потели, пролетели почти незаметно. Наступил поздний вечер, солнце клонилось к закату, но еще не успело скрыться за горизонтом, когда компания убийц достигла конечной точки маршрута и по приказу командира остановилась на привал посреди лесной поляны. Сначала Грабл даже не понял, что они прибыли на место, а счел остановку лишь недолгой, третьей по счету передышкой. Однако когда взмыленные не хуже лошадей, раздевшиеся почти догола лесорубы полезли в свои котомки за съестным и принялись разводить костры, до потомка гномов дошло, что они уже во владениях барона Орсия ванг Трелла и что наверняка находятся где-то невдалеке от его поместья.

К сожалению, озарение посетило моррона слишком поздно. Когда это свершилось, командира лесовиков уже не было на поляне, да и солдат возле костров стало на полдюжины меньше. Внезапному исчезновению усача нашлось лишь одно объяснение – командир ушел на разведку, даже не посчитав нужным проинформировать о том зачинщика охоты на рыцарей. С одной стороны, такой поступок был более чем вызывающим, и Граблу захотелось устроить скандал, непременно усугубленный рукоприкладством, но, с другой стороны, моррону хватило силы духа признаться себе, что поступил бы точно так же, окажись он на месте бывшего рыцаря. В конце концов, он еще пока ничего не сделал, чтобы заслужить доверие лесовиков, даже не искал для этого подходящего случая.

Благоразумно рассудив, что, пока командир не вернется, он ничего дельного и толкового все равно сделать не сможет, Грабл решил немного вздремнуть, для чего и улегся на травку, подложив под голову все свое походное имущество: кожаную шапку, кирасу, кольчугу да топор. Ароматные запахи варящейся похлебки и жарящегося мяса соблазнительно щекотали ноздри моррона, не давали ему погрузиться в дремоту. Коварное обоняние призывало Зингера к костру, а занывший и заурчавший желудок настойчиво требовал от хозяина присоединиться к компании уже принявшихся аппетитно чавкать лесовиков. С предательским дуэтом носа и живота Граблу пришлось героически бороться. Своих припасов у него уже не было, а бойцы из Гендвика не торопились делиться с чужаком едой. Схватка силы духа и капризной плоти была долгой, утомительной, но увенчалась полнейшим разгромом последней. Моррон заснул и какое-то время пробыл в забытьи, откуда был вырван не грубо, но довольно настойчиво.

– Эй, вставай, вставай, мужичок, поднимайся! – настойчиво шептал прямо в ухо спящего моррона чей-то голос, а рука злоумышленника больно сжимала да трясла его плечо. – Да, вставай же, засоня слюнявый, Автур тя к се кличет!

То, что Автуром звали командира лесного отряда, Грабл понял еще до того, как открыл глаза. Когда его тяжелые веки все же поднялись, то на удивление быстро пришедший в себя моррон сразу сообразил, что происходит вокруг. Его сон был довольно долгим, поскольку уже наступила ночь, и свидетельств этому факту было хоть отбавляй. До слуха разбуженного доносился дружный храп насытившихся и затем прикорнувших возле костров солдат, а взору предстало звездное небо, на треть заслоненное ветвями деревьев и еще на треть – кожаной курткой склонившегося над ним солдата.

– Ну, ты и здоров дрыхнуть! – с укором заявил тут же переставший трясти за плечо лучник. – Вставай и за мной пошли! Доспехи с собой прихвати… позже наденешь!

Не дав чужаку и слова сказать, стрелок тут же поднялся на ноги и, бесшумно переступая через тела спящих, направился к деревьям. Граблу ничего не оставалось, как только подняться и, прихватив боевые пожитки, отправиться за ним следом. Правда, еще окончательно не отошедший ото сна моррон оказался не столь ловок, как разведчик. На пару конечностей его сапоги наступили и даже один раз легонечко пнули чей-то живот. Забористая брань, вылетевшая изо рта мгновенно проснувшегося лесоруба, до слуха Грабла так и не долетела, поскольку потонула в том громком, протяжном и угрожающем звуке, который издала случайно задетая и недавно основательно отужинавшая плоть. Присоединившись к возмущению желудка, ближайший костер ярко вспыхнул и всего на краткий миг ярко озарил погруженную в темноту поляну. В очередной раз моррон убедился, что лесорубы не забыли военное дело. Сон товарищей охраняли четверо часовых, расставленных точно по углам периметра временного становья. В спящий лагерь невозможно было незаметно пробраться, впрочем, вряд ли можно было ожидать такого смелого поступка от жителей окрестных деревень, наверняка даже и не заметивших появления непрошеных гостей.