Шагая в строю, Грабл Зингер был преисполнен противоречивыми чувствами. С одной стороны, он был горд, что пусть хоть на время, но все же стал частью отменно организованного отряда, состоявшего лишь из бывалых бойцов. Лесовики должны были одержать сокрушительную победу, и разум моррона нисколько в том не сомневался. Ночное нападение было обречено на успех точно так же, как хозяин поместья на скорую смерть, однако своенравная интуиция не соглашалась с доводами рассудка и предвещала беду. Как и шедший сейчас перед строем Автур, Грабл не любил странностей, а то, что видели его глаза, никак иначе назвать было нельзя. Во время пути моррон усердно вглядывался в четкие очертания хорошо освещенных строений, пытаясь найти какую-нибудь ловушку; коварную уловку, незамеченную соратниками. В этом-то как раз и крылась его роковая ошибка. Если бы он не глазел по сторонам, а внимательно посмотрел бы себе под ноги и вовремя пораскинул бы мозгами, но непременно догадался бы, в чем крылся подвох, а значит, и спас бы целый отряд.

Местность, по которой приходилось передвигаться лесовикам, не была идеально ровной. Ноги солдат то и дело ступали на бугры, ухабы, торчащие из земли коренья, а бывало, что и проверяли глубину многочисленных рытвин, заполненных дождевою водою. В одну из таких луж, с виду совсем неглубоких, внезапно и провалился по пояс один из солдат. Инстинкты не подвели ветерана, они не дали ему нашуметь, подавили крик, рвущийся из груди, однако не в их силах оказалось предотвратить тут же поднявшуюся тревогу. Все это произошло у Грабла прямо на глазах. Лесоруб провалился, сдержал крик, а идущие рядом товарищи тут же подхватили его под локти и вытащили из западни, но, видимо, ноги оступившегося солдата привели в действие какой-то потайной механизм, коварно установленный на дне заполненной водой ямы. Не успел промокший бедолага встать в строй, как ночную тишь разорвал пронзительный монотонный рев невидимой трубы.

– Обхитрили, чертовы паскудники! – со злостью проскрежетал зубами командир, а затем, выхватив из-за спины огромный двуручный меч, принялся быстро делить своих людей на группы и отдавать последние распоряжения перед боем: – Вы четверо за чужаком пойдете! Без головы барона видеть вас не желаю! Квенг, бери своих стрелков… займите позицию вон на той крыше. Прикрывайте со спины, чтоб к нашим задницам ни одна вражья рожа не подобралась! Остальные за мной на казарму… в атаку-у-у!

Последнее слово приказа грозный воитель Автур произнес уже на бегу, когда возглавил основную часть отряда, ринувшуюся к дверям видневшейся вдалеке казармы. Оно получилось неестественно протяжным, как будто собиралось звучать вечно. Когда же голос выпустившего почти все запасы воздуха из легких командира стал затихать, оно все равно не оборвалось, а подхваченное бойцами переросло в дружное и громкое «У-у-у-ра-а-а!». Устрашающий врагов клич разнесся над сонной долиной и даже заглушил надрывный рев тревожной трубы.

Ведомое бывшим рыцарем большинство лесовиков ринулось к казарме, до которой нужно было еще пробежать шагов сто, если не более. Лучники же, возглавленные уже знакомым Граблу Квенгом, отправились в немного ином направлении, но перед тем, как занять выгодную стрелковую позицию на крыше облюбованного командиром сарая, всего на миг остановились и дружным залпом из трех луков позаботились о часовых на смотровой вышке. Наблюдатели противника попытались, но так и не успели укрыться за большими навесными щитами; их пронзенные стрелами тела полетели вниз, порой натыкаясь на опорные столбы с балками и ломая непрочное лестничное ограждение.

Отряд лесовиков пошел на штурм, и лишь четверо солдат по-прежнему стояли на месте. На лицах ветеранов застыло выражение презрения и недовольства; назначенный командиром их группы чужак отдал приказ обождать, вместо того чтобы повести прямиком к дому барона и дать свершить то, ради чего, собственно, они сюда и пришли. Воины сомневались, овладела ли пришлым коротышкой элементарная растерянность или низкая трусость; и им было даже невдомек, в чем на самом деле крылась причина раздражающего их замешательства.

Грабл почуял новую западню… настоящую, способную разом сгубить весь отряд. Путь до дома барона был недалек, но на нем притаилась смерть, только вот где, командир небольшой группы бойцов пока не понял. Ему не давало покоя, что, несмотря на поднявшуюся тревогу, обитатели поместья до сих пор не показались из домов: не пытались спастись бегством или, наоборот, собраться вместе, чтобы дать отпор ночным налетчикам. Охранники не покинули казарму, предпочтя отсидеться за дубовыми дверьми, а не попытаться уберечь хозяйское добро от разорения. На скотном дворе, между сараями и возле конюшни тоже не было заметно движения. Степенное безмолвие хранил и сам особняк. В его хорошо освещенных, даже не прикрытых на ночь ставнями окнах не показалось ни одного сонного слуги в ночной рубахе, но с арбалетом в руках. Лишь двое охранников, дежуривших у входа в дом, покинули свой пост и поспешили скрыться внутри. Однако и они повели себя более чем странно – оставили дверь распахнутой настежь, вместо того чтобы закрыть ее за собой и запереть на тяжелый засов. Как и Автур, моррон не любил странностей; они настораживали, пугали и не давали решиться сделать последний шаг…

– И долго еще пнями стоять бум?! – недовольно проворчал один из лесовиков, глядя на нового командира с таким же уважением, как солдат взирает на ползущую по его одежде вошь. – Чего ждем-то?! Думаешь, бароша к нам сам прям сюдысь прибежит да голову под топор подставит?!

– Заткнись, дурында, пока рожа цела! – желая избежать ненужных дебатов, грубо ответил моррон, а затем отдал ошеломивший подчиненных приказ: – Отступаем! Живо назад, к лесу!

Не поверившие своим ушам солдаты удивленно уставились на новоиспеченного командира, который, отдав приказ, тут же рьяно принялся сам его исполнять: повернулся спиной к своему непослушному отряду и со всех ног помчался обратно в лес. Такой поступок просто не мог не вызвать растерянности у ветеранов. Какое-то время они молча взирали вслед быстро улепетывающему с поля несостоявшегося боя командиру, а лишь затем решили обернуться и собственными глазами увидеть, что же так сильно напугало опозорившегося чужака.

Их взорам предстал туман, ничего, кроме густых клубов белого-пребелого тумана, быстро выползавших из открытых дверей особняка и трубы запертой охранниками изнутри казармы. Слепящая своей белизной и как будто немного похрюкивающая субстанция всего за несколько кратких мгновений окутала большую часть двора и поглотила уже достигший стен казармы отряд лесорубов.

«Туман в начале ночи?! Да еще из дома валит?!» – одновременно возник вопрос сразу в четырех головах удивленно взиравших на необычное природное действо солдат. «Тикать!» – тут же сменила риторический вопрос более насущная в данный момент мысль, а жуткие крики и стоны, вдруг донесшиеся со стороны окутанной белыми клубами казармы, лишь усилили ее, доведя до степени жизненной важности.

Не желая выяснять, какая же участь постигла сокрытых туманом товарищей, четверо солдат наконец-то решили исполнить первый и последний приказ своего командира. Не сговариваясь, подручные Грабла побежали, но их натренированные сильные ноги оказались не столь резвы, чтобы унести закованных в тяжелые латы тела хозяев от клубов быстро распространяющейся смерти.