Однако гораздо чаще на рынке шла меновая торговля. Все знали, что хитрые дельцы могут и обмануть. Сказать про ценную монету, что она ничего не стоит, или обменять ее на мелочь.

Ильра, всю жизнь прожившая при отцовой гостинице, прекрасно разбиралась во всех тонкостях торговли, так что на рынке чувствовала себя уверенно.

Она подходила к лоткам, делая вид, что заинтересована в товаре, даже спрашивала цену – чтобы завести разговор. Как правило, словоохотливые торговцы с радостью делились последними сплетнями, и за десять минут она получила сразу несколько противоречивых версий истории ареста Дальгерта Эстана.

Она уже собиралась так же тихонько вернуться домой, как вдруг на площадь на высокой самоходной машине, блестящей новыми деталями, въехал глашатай в сопровождении солдат. Схармат носил белую налобную повязку со странным глазом на лбу.

Сплетники уже придумали, что через этот глаз на мир может взглянуть их проклятый бог.

Мех медленно въехал в самый центр торгового ряда, но надо отдать должное тому мастеру Слова, который им управлял. Он не задел ни единого лотка, не уронил ни одной лавки. Остановился.

– Горожане! Все, кто слышит меня! Узнайте сами и передайте другим!

Толпа затихала, оборачиваясь на звук. Глашатай выкрикивал слова в большой синий рупор.

– Воля Схарма превыше всего. Никакая ложь не пройдет незамеченной под его взглядом. От имени генерала Акима сообщаю вам, что лжец и предатель, именуемый Дальгерт Эстан, был разоблачен нами и полностью признал свою вину. Во имя справедливости, а также для того, чтобы ни у кого более не возникло желания лгать пред взглядом Великого Схарма, генерал Аким приказал выставлять пленного на всеобщий позор в Малом монастырском дворе каждый день от полудня и до захода солнца. Малый двор монастыря открыт. Любой может прийти и увидеть! Узнайте сами и передайте знакомым! Да здравствует генерал!

Машина покинула застывший в оцепенении рынок.

Торговец, рядом с которым в тот момент стояла Ильра, сказал с сожалением:

– Эх, я бы сходил глянуть…

Она увидела, что желающих «глянуть» нашлось немало. Они вроде бы неторопливо, а целенаправленно шли туда, куда уехал мех.

– Эй, красавица, а ты что, плачешь? Не надо. Говорят, дрянь-человек этот Эстан. Говорят, была у него девка тут в городе. Так он ее сам схарматам отдал на поругание. Так что и нечего его жалеть.

Ильра поспешно кивнула.

Конечно, нечего. «Ильра Зэран! Я вам не друг. И пускай это так и останется». «Ты знаком с ним дольше. Какой он?» – «Дальгерт? Он лучший!»

– Ненавижу, – прошептала она, отступая от лотка. – Дальгерт Эстан, если бы ты только знал, как я тебя ненавижу!

Она медленно пошла вместе с другими. Вверх по старой широкой улице к обрушенным, да так и не отремонтированным монастырским воротам.

Ради такого случая ворота Малого двора были распахнуты настежь. Там уже собралась немалая толпа, но от столба, на котором подвесили за руки «лжеца и предателя», людей отделяло оцепление, вооруженное арбалетами, а кое-кто – и ружьями.

Ильре не составило труда подобраться ближе. Ее словно вели за руку, чтобы показать что-то важное. И она не сопротивлялась. Хотя больше всего на свете ей хотелось закричать: «Я передумала! Я не хочу смотреть!» – и немедленно оказаться дома.

Она остановилась во втором ряду. Побоялась показаться на глаза солдатам оцепления. А ну как кто-нибудь узнает?

Даль висел, низко опустив голову, лица не разглядеть. Почему-то первым делом она увидела руки – кисти в крови, вырванные ногти. Синяки, ожоги и следы ударов – по всему телу. Из одежды – только нижние штаны, заляпанные грязью. И еще одна вещь бросилась в глаза: на шее его болтался на шнурке мешочек из серой холстины. На первый взгляд ничего особенного, но стоило Ильре присмотреться, как она почувствовала неощутимый могильный ветер, идущий от него.

Вышел палач с небольшим ведерком в руках. Плеснул воды в лицо жертве.

Тот очнулся. Ильра видела – он шевельнулся, тверже вставая на ноги. Поднял взгляд. Если бы она не знала точно, что это Дальгерт, никогда не узнала бы его под этой черной чудовищной маской из засохшей крови, синяков и ссадин. Он глядел на толпу и словно ее не видел…

Тот незримый, кто привел ее сюда за руку, заставил ее отвести зачарованный взор от Дальгерта и перевести его на тех, кто пришел сюда посмотреть на пытки. И тут же увидела.

Лек тоже был тут.

Стоял у стены, за оцеплением, там, куда не сунулся ни один горожанин. Руки скрещены на груди, взгляд прикован к пленнику. Губы чуть приоткрыты, на щеках – румянец. Она стала потихоньку перемещаться в ту сторону. Ее охотно пропускали – ну как же! Освободилось место в первых рядах.

Выбралась из толпы, обогнула ряд оцепления. Да, с этой стороны тоже все прекрасно видно…

Увидела, как из толпы в жертву полетел камень. Метатель промахнулся, но толпа одобрительно загудела. Так, что солдатам Схарма пришлось даже приподнять оружие – для острастки.

Больше никто кидать камни не рискнул.

Ильра подобралась ближе и тихонько окликнула:

– Лек!

Он тут же оторвался от созерцания. Взгляд заметался по толпе.

– Лек! Это я! Я тут.

Увидел.

Подошел, взял за руки, заглянул в лицо:

– Ты вернулась! Я знал, знал, что ты ко мне вернешься!.. Мне столько нужно тебе сказать! Идем!

Он чуть не силой потащил ее к калитке, ведущей в здание.

«Что же я делаю!» – подумала Ильра, но отступать было поздно.

Наконец они оказались на галерее над воротами в Малый двор.

– Ильра! Я так рад…

– Лек… я пришла, чтобы просить тебя. Я никогда ничего у тебя не просила.

– Для тебя – все, что угодно.

– Пожалуйста… не убивайте его. Не убивайте Дальгерта Эстана.

– Ты его любишь? – с горечью спросил Лек.

– Нет. Я… не знаю, что я чувствую. К тебе… к нему. Я сейчас стараюсь быть честной, извини, если скажу что-то неприятное. Он когда-то оказал мне… услугу, которую трудно переоценить. Я не хочу оставаться должницей, понимаешь?

– Понимаю… – медленно сказал Лек.

– Ты мне поможешь?

– С одним условием. Ты останешься здесь, со мной.

– Лек, ты же понимаешь, что если даже я останусь… я не смогу любить тебя. Да и ты сам. Неужели ты хочешь, чтобы забылось все то хорошее, что у нас было в детстве и в юности? Ты же тогда был благородным человеком, тебе хотелось сделать мир лучше, неужели ты и это забыл?

Она говорила горячим быстрым шепотом, не отрывая взгляда от лица Лека. И он, в конце концов, не выдержал, отвел глаза.

– Я не прошу ничего такого, – мягко, словно уговаривая, сказал он. – Но Ильра. Мне без тебя плохо, я даже работать не могу, думаю только о тебе. Останься. Останься со мной, как друг, как помощница. Как… сестра. Никто не заходил в твою комнату, там все по-прежнему. Ильра…