Помимо пения, мне также категорически запрещалось иметь в камере источник света и встречаться с главарями подземной шайки. Причины этих ограничений не сообщались, но я на них и не настаивал. От светокристалла в тесном каземате все равно не было бы радости; на что тут еще смотреть, кроме бестолковых надписей типа «Здесь был келебра Косматый из Сириана» или «Хороший ящер – дохлый ящер!». А нежелание Гробура навестить бывшего компаньона косвенно указывало на то, что моя судьба еще не определена и говорить нам с герцогом пока не о чем.

Гробур не мог просто взять и «доукомплектовать» Торки Биксом «Ледяного взрыва», приковав меня к мутадемону цепями. Этот насильственный симбиоз был изначально недееспособен. И более того – опасен. Кнут в общении с таким тяжеловооруженным рабом, как я при поддержке Квиримота, являлся той искрой, из которой могло легко возгореться пламя моей слепой ярости. Я надеялся, что брайхорнцы тоже понимают это и вскоре пойдут со мной на переговоры. Раз уж гильдия Карадора не могла ни убить, ни отпустить меня на волю, значит, оставался один выход – превратить подневольного Бикса в сытого и полностью обеспеченного погонщика. То есть вроде как заключить со мной пожизненный контракт, сделав мой рабский ошейник мягким и удобным, а также украсив его бриллиантами и золотой табличкой «Почетный член гильдии».

Успели бы только хозяева определиться до того, как над Брайхорном взойдут четыре полные луны, – уж очень хочется взглянуть на солнце, перед тем как меня настигнет демоническое проклятье. А впрочем, есть шанс, что задержка Гробура обернется для него удачей: я окочурюсь мучительной смертью, а Квиримот начнет подыскивать нового погонщика, который согласится заключить с ним кабальный договор. И если герцог правильно сориентируется в обстановке, он сумеет извлечь из нее выгоду. Опять же, только теоретически. Может статься и так, что мутадемон будет сильно огорчен и вообще прекратит контактировать с кем бы то ни было. И тогда брайхорнцам останется лишь вернуть его законным владельцам за вознаграждение. А при откровенно плачевном исходе и вовсе избавиться от «Ледяного взрыва» как от улики.

На пятый или шестой день заточения мне посчастливилось случайно узнать, что Злюка до сих пор скрывается где-то поблизости от горы Силарог. Во время пересмены охранников один их них поведал другому странную историю о том, как на южном склоне горы ни с того ни с сего загорелось сухое, стоящее на отшибе, дерево. Как я понял из разговора, оно являлось чем-то вроде местной достопримечательности и ориентира для тех членов гильдии, кто пробирался на базу Силарог без карты. Пожар случился ночью, и к утру, когда дым достиг северного склона и заброшенной штольни, от дерева остались одни угли. Вертухаи немного потрепались на эту тему, но так и не пришли к единому мнению, что могло вызвать возгорание в погожую безоблачную ночь. Отправляться на место пожара и проводить там поиски ящеры не рискнули. Забредшие в эти края враги гильдии могли нарочно поджечь дерево, чтобы выманить хозяев базы на поверхность и тем самым рассекретить их убежище.

Зато я был уверен, что мне известна причина загадочного ночного инцидента. В день захвата нами «Ледяного взрыва» Злюка пролетел практически без остановок огромное расстояние, и пока от меня не было никаких вестей, он решил восполнить запасы энергии. Повинуясь программе автономной подзарядки, турбошмель отыскал поблизости подходящий горючий материал – то самое дерево, – поджег его посредством своего пирогенератора и привел батареи в полную готовность. Вот только жаль, что рисковал Злюка, судя по всему, напрасно и торчать ему на этой горе до тех пор, пока его не обнаружат хозяева здешних недр…

Прежде чем в моей судьбе настали очередные перемены, я успел съесть десять горячих обедов, изобрести более полусотни теорий по поиску смысла бытия и отоспаться впредь на всю оставшуюся жизнь. При условии, что ящеры соблюдали мой обеденный график, я должен был отсидеть в тюрьме Силарог полторы недели. Сколько в действительности прошло времени, знали только хозяева базы. Мне же было попросту невозможно вести точный календарь, сидя в кромешной тьме и давящей на мозги тишине. Единственную уверенность давала лишь демоническая печать, на которую я смотрел всякий раз, как только открывалась дверь камеры. Метка Квиримота продолжала украшать мою ладонь, а стало быть, ночь квадролуния еще не наступила.

В день окончания моего заключения (или ночь – уж чего не знал, того не знал) я впервые почувствовал, что в Силарог произошли перемены, когда обычно бранящийся охранник принес мне еду, не проронив при этом ни слова. И более того – никак не отреагировал на мое издевательское предложение спеть ему пару песен, дабы он развеселился. Ящер лишь передал кастрюлю с похлебкой и сухарь, после чего в таком же угрюмом молчании удалился. Я озадаченно почесал макушку, а затем пожал плечами и уселся обедать. Или ужинать… Впрочем, это не важно. А важно то, что не успел я доесть размокшие в кислой баланде сухари, как дверь камеры снова открылась. И причем уже не на обычную щель, а нараспашку, отчего я с непривычки зажмурился и чуть не подавился.

Пока я беспомощно моргал, адаптируясь к яркому свету, камера моя преобразилась до неузнаваемости. Кое-как уняв бегущие из глаз слезы и приглядевшись, я обнаружил, что в каземате на стене появился светокристалл, под ним – ванна, наполненная горячей водой, а на тюфяке рядом со мной лежит мыло, полотенце, комплект нижнего белья и слизень-власожор, плавающий в банке с дезинфицирующим раствором. Пришлось лишний раз убедиться, что тюремщики – определенно знатоки своего дела и осведомлены о том, что люди, в отличие от ящеров, чаще нуждаются в гигиенических процедурах.

– Даем тебе четверть часа на то, чтобы привести себя в порядок, – известил меня один из ящеров, доставивших сюда ванну и остальное. – Поторопись!

Надо же, и опять никакой грубости и подзатыльников! Они там что, на полном серьезе думают, будто для людей банный день – священен, и потому решили уважить гостя и быть с ним сегодня предельно вежливыми? Да нет, я скорее поверю, что у меня начались галлюцинации и все это мне грезится, поскольку уважение ящеров к Торки Биксу – нонсенс…

О чем я вообще думаю? Ведь мне дали на все про все лишь пятнадцать минут! Пускай я сплю, но почему хотя бы во сне не принять в кои-то веки ванну, не побриться и не сменить грязное белье? Надо ловить момент и наслаждаться приятными сновидениями, которые, хвала Богам, еще не уступили окончательно место безумным кошмарам. Как бредовым, так и реальным.

Пока я отмокал в горячей воде, слизень-власожор вдоволь наползался у меня по щекам и подбородку, полностью очистив их от двухнедельной щетины. Помывшись, переодевшись и приведя себя в надлежащий вид, я, можно сказать, вновь приобщился к цивилизации. А заодно упорядочил собственное мышление, насчет ясности которого в последнее время у меня возникали сильные сомнения. Так что, когда охранники опять заявились в камеру, заключенный встречал их в здравом уме и заметно приободренном настроении. Чего, кстати, нельзя было сказать о тюремщиках, которые по-прежнему оставались молчаливыми и подавленными.

– Может, разрешите прогуляться? – поинтересовался я у них. Без особой надежды, а просто желая поболтать с кем-нибудь для разнообразия. Нескончаемые философские беседы с сокамерником Биксом – отвратительным полоумным типом – уже сидели у меня в печенках. – Хотя бы туда-обратно по коридору. А еще лучше, наружу. Разве вам неизвестно, что у людей так принято: помылся и сразу на свежий воздух, обсыхать? А иначе от купания не будет никакого проку. Если я как следует не обсохну на солнышке, то могу заболеть и умереть. Вам ведь нельзя этого допустить, верно? Чего тут думать, идемте! Обещаю, что никуда не убегу!