— Здесь ни с кем не скучно, — поддакнула я, думая о своем.

Зеркало подарил! Вот чумной, их же не дарят. Обязательно нужно чем-то отдариться. Я снова оглядела себя и вспомнила о брошке.

Ой, мама, надеюсь, ты не скоро вспомнишь о своих украшениях!

Я открепила розу с плеча и пошла к Пашке.

— Маша, ты пьешь?

Длинный нос, недовольная улыбка на губах. Как мило, Колосов меня сам нашел.

— А твой, похоже, трезвенник? От синтезатора не отходит.

В руках у Пашки была только что открытая бутылка. Один бокал он отдал мне, второй как раз наполнял.

— Не напейся, — прошептала я. — Это будет пошло.

— Мы же не признаем условностей! — Колосов был возбужден и без вина.

— Спасибо за подарок. Я хочу кое-что подарить тебе в ответ.

Пашка замер, и я приколола ему брошь. Кажется, идея была неудачной — дарить острую заколку в обмен на бьющееся стекло. Мы с Пашкой стоили друг друга.

— Ты меня прямо в рыцари посвятила, — хмыкнул он, отставляя бутылку. — Давай выпьем на брудершафт.

Я оглянулась на Макса. Тот сидел за синтезатором. Музыка была медленная, грустная и очень красивая. Макс замечательно играл. Неожиданно громко засмеялась Малинина. Рядом с ней, звеня колокольчиками, стоял Грегор. Уверена, жемчужина еще плещется в ее шампанском.

— Хорошо, не будем целоваться, — передумал Колосов, отбирая у меня бокал. — Пойдем танцевать. Твой вряд ли будет против, он сейчас несколько занят.

Его бутафорский нос был задран на лоб.

— Ты забываешься! — начала вырываться я, потому что Пашка уже положил мне руки на талию, заставляя с собой танцевать. — Отпусти меня!

— Чего ты дергаешься? — обиделся Колосов, но руки не убрал и танцевать не перестал. — Никто тебя не съест.

— Не съест, так покусает, — проворчала я.

— Он уже ревнует, — голосом победителя произнес Пашка. — А если я тебя поцелую, на дуэль вызовет?

— Не надейся, — покачала я головой. — Съест и даже не подавится.

Пашка резко притянул меня к себе. Маски стукнулись друг о друга.

— Мишлен, это же все чушь собачья! Ну что ты в нем нашла?

— Колосов! Руки убери!

Мне показалось, что через зал прошла белая маска с тревожными черными глазами, на голове у нее маленькая белая шляпка, отороченная белым мехом. Я повернулась, чтобы лучше рассмотреть, но никого уже не было.

— Ты даже не знаешь, кто он и откуда, — не унимался Пашка.

Я снова оглянулась. Белый плащ мелькнул и исчез.

— Зачем ты подарил зеркало?

Я смотрела на свои руки, лежащие на Пашкиных плечах. Пальцы дрожали. У нас снова гости.

— Чтобы ты на себя чаще смотрела!

Больше мы не танцевали. Колосов тряс меня за плечи, лицо его было перекошено злобой.

— Что с тобой случилось? Твои постоянные исчезновения, истерики… Ты угробить себя хочешь? И не говори мне про любовь, она не делает из людей психов!

Белая маска прошла совсем близко. На мгновение она задержалась за Пашкиной спиной, и я машинально притянула Колосова к себе, рукой сбивая его высоко задранный нос.

— Макс! — позвала я, но голоса своего не услышала.

— Макс! — раздался звонкий крик.

Быстрые легкие шаги. Мимо меня кто-то пробегает, но я не успеваю ничего рассмотреть. Тянется след холода. Холод вонзается в спину, падает в ноги и только потом запоздало поднимается к сердцу.

Я машинально попыталась заправить выбившиеся волосы за ухо. Пальцы ткнулись во что-то неприятно-шершавое. Я вскрикнула и сама удивилась этому.

Музыка оборвалась.

— Тебе плохо? — Пашка с тревогой заглядывал мне в лицо. — Воды? Перепила, что ли?

— Подожди! — прошептала я.

Как же мне тяжело, как нестерпимо жжет в груди! Я оборачиваюсь, а вокруг одни маски, звенит веселый колокольчик.

— Отпусти, больно! — Лицо Колосова скривилось, глаза стали огромными.

Я перевела взгляд вниз и сначала увидела, а потом почувствовала, как крепко держу его за запястье.

Пашка свободной рукой пытался разжать мои пальцы, и я сразу уступила ему, одновременно почувствовав, как все мое тело постепенно расслабляется.

На Пашкиной руке остался белый след.

— Прости, — прошептала я.

— Макс! Как здорово, что ты вернулся!

Звонкий Маринкин голосок перекрыл все разговоры.

Маринка? Здесь?

Сразу вспомнилось — осень, холодно, я иду из школы, около входной двери слева, как всегда, распахнутое окно, в нем укутанная в три одеяла и два пледа Маринка, худенькая, бледная. «Привет!» — машет она рукой.

— Привет! — кричит новая Маринка. Она сидит у Макса на коленях, ласкаясь, кладет голову ему на плечо. — Как я соскучилась!

Я закашлялась, поняв, что все это время не дышала. Какая неожиданность! Маринка!

Макс что-то ответил ей, и девочка засияла, кивнула головой.

— Какая трогательная встреча, — прошелестело у меня за спиной.

Белая маска стояла в двух шагах. Черные глаза смотрели на меня в упор, качались надо лбом высокие черные перья. Губы маски неподвижны, но я была уверена, что Катрин сейчас улыбается. Ведь это была она. Я ее сразу узнала.

— Детская любовь так непосредственна. — Катрин скользнула мимо. — Я бы на твоем месте начала ревновать.

Ревность! Точно, вот что я сейчас испытывала. Ревность вместе с завистью. Я не могла себе такого позволить, не могла растолкать всех и упасть Максу на колени. А Маринка так сделала. И сделает все, что ей захочется. Будет стоять рядом с ним, держа за руку, наговорит кучу глупостей. И все будет выглядеть нормально, никто и слова не скажет.

Я начала злиться. Какого черта они обе пришли на мой праздник? Особенно Катрин!

— Шампанского принеси, — отослала я Пашку. Тот с интересом смотрел на белую маску, пытаясь угадать, кто под ней скрывается. — Я тебя потом познакомлю.

Передо мной стояла наша тринадцатая злая колдунья. Интересно, что она нам напророчит? Смерть от веретена?

— Извини, я без приглашения, — произнесла Катрин. — У меня для тебя кое-что есть. Ты, кажется, обронила. — В руке у нее был мой мобильный. — Кстати, тебе звонят.

Экран сотового светился, на нем скакал анимированный трезвонящий телефонный аппарат. И там стояла надпись: «ОЛЕГ».

Я не сразу поняла, кто это. Какой Олег? В классе у нас Олегов нет… Ах, Олег!