— Мисс Уилсон благородно нас покинула, отправившись за покупками, — хрипло шепчет инквизитор, перебирая мои пряди, — признаться, я хотел бы поговорить в другое время, но ты не оставила мне шансов.

— Это ты сам себе их не оставил, — я с плохо скрываемым сожалением отрываюсь от Максвелла, все ещё не решаясь поднять взгляд, — мне пришлось искать ответы самостоятельно.

— Поэтому я и здесь.

Я все-таки поднимаю глаза. В полутьме коридора я вижу только его силуэт и половину лица, освещенную кухонной лампой. Инквизитор серьезен — он разглядывает меня без тени улыбки, скрестив на груди руки и едва заметно покачивая головой. И я окончательно смущаюсь — вспыхиваю и отворачиваюсь, рассматривая причудливый рисунок стен.

— Итак, Мейделин…

Я не отвечаю, покусывая губы и понимая, что разговор наклевывается серьезней некуда. И не ошибаюсь — уже в следующий миг инквизитор берет меня за руку и тянет на кухню. Усаживает в кресло, набрасывает сверху плед и, придвинув стул, занимает место напротив.

И молчит. Прямо как тогда, у Тревора.

Я не выдерживаю первой — и, криво усмехнувшись, все-таки подаю голос:

— Ты приехал или пешком дошел?

Риндан встряхивает головой и его распущенные волосы падают на плечи:

— Ты все-таки говорила с Вальтцем.

— И он рассказал мне много интересного.

— Не сомневаюсь. Я частично отозвал ему контракт.

Звучит интересно и я не собираюсь сдерживаться в вопросах:

— Зачем?

— Подумал, тебе не помешает информация. Джоверд доходчиво объяснил мне, что ты не из тех дознавателей, которые будут довольствоваться малым.

Джоверд. Вместо привычного “Джо” это звучит странно — я уже успела подзабыть полное имя нашего семейного исследователя. Но это тоже многое объясняет.

— Я смотрю, вы сблизились.

— Определенно. Даже несмотря на то, что я не ожидал тебя там увидеть. Хотя, после того, как вспомнил, что ты рассказывала о своей семье, понял, что все сходится.

Я отстраненно наблюдаю, как его рука захватывает в плен мои пальцы и поддаюсь. Это соблазнительно, сладко и вызывает желание продолжить прикосновение. Но… сейчас не время.

— Зачем ты пришел?

— Увидеть тебя. И ответить на оставшиеся у тебя вопросы.

Теперь качаю головой уже я.

— Их много.

— Знаю. Но тем не менее, — Риндан взмахивает рукой и по всей кухне разлетаются зеленоватые искры.

Я знаю это заклинание. В столице его называют ментальным щитом глухоты, но у нас ограничиваются только последним словом. А значит, все, что будет произнесено в кухне в ближайшее время, здесь же и останется.

Кроме эмоций, конечно. Они будут дрейфовать по всему дому, постепенно вылетая за его пределы и развеиваясь до тех пор, пока не станут ничем.

— Итак, моя любопытная несносная женщина, что же тебе интересно?

Кажется, не шутит. Только глаза поблескивают в полумраке кухни. Я прикусываю губу, чувствуя, как в животе разливается приятное тепло. Интересно, мы когда-нибудь сможем поговорить о деле без… всего этого?

— Про Морриса я уже поняла, — нечеловеческим усилием мне удается сохранить контроль на голосом. Звучит… неплохо — будто накануне я напилась студеной воды. Но и так сойдет, — вы фальсифицировали дела для того, чтобы закрыть архив. Зачем?

— На нем многое сходится. Как ты знаешь, изначально архив был отдельно стоящим зданием. Лаержская крепость была воздвигнута вокруг него, у неё отдельный фундамент.

Это-то я знаю. Правда, есть нюанс.

— Хранилищ два. Старое и так запечатано.

— Из нового в него есть пара ходов. Я не мог допустить, чтобы оставались подобные лазейки. Но, выставь мы охрану, возникли бы вопросы.

— И вы решили ситуацию комплексно.

— Именно.

И тишина. Лишь зеленые глаза с прежней иронией смотрят на меня. Но я пытаюсь бороться.

— А Вермейер?

Инквизитор серьезнеет. Тихо вздыхает, глядит в окно и между его бровей залегает морщинка.

— С Вермейером сложнее. Возможно, его убийство связано с одним из древних ритуалов темных веков. Но я пока в этом не уверен.

— То есть…

Я не договариваю. Информация о том, что инквизитор послужил разменной монетой в играх фанатиков, слишком неожиданна для того, чтобы её принять. Я и не могу — откидываюсь на спинку кресла и массирую пальцами виски, пытаясь хотя бы осознать прозвучавшее.

— Верно. К сожалению, он оказался не в то время и не в том месте. По крайней мере, я склонен в это верить.

— То есть, ты отрицаешь злой умысел?

— Злой умысел в делах подобного масштаба всегда присутствует по умолчанию. И, к сожалению, за все почти тринадцать лет своей работы я до сих пор к этому до конца не привык.

Он молчит, а затем тихо, почти обреченно добавляет:

— Хотя я бы все отдал за то, чтобы наше следующее поколение росло без страха столкнуться… с подобным.

Фраза инквизитора о детях, оброненная в разговоре с Джо, вспоминается без труда. И в другое время я бы обязательно поинтересовалась, что имел в виду инквизитор, но сегодня мне почему-то хочется лишь молчать с ним рядом.

И он это чувствует.

— Мейделин… — зеленые глаза приближаются, а мои ладони оказываются в плену его рук, — я очень рассчитываю на то, что в ближайшие двое суток ты не будешь проявлять излишний интерес к делу, которым я занят.

— Да поняла уже, — тихо ворчу.

На самом деле, я осознала это ещё в кабинете у Джо, но посыпать голову пеплом не спешу — достаточно моего согласия.

— Твои дела я оставил в покое, — наконец улыбается Максвелл и я не могу сдержать ответной улыбки — правда, немного ехидной:

— Значит, все-таки не освоил сеть?

— Решил, что одного удара током мне достаточно, — в тон мне отвечает инквизитор.

Но успокоиться я уже не могу:

— Ты про удар в дилижансе? Или…

Закончить мне не дают — резкий рывок выдергивает меня из кресла и я оказываюсь в уютнейшем кольце родных рук. А поцелуй, следующий за этим, не дает мне забыть, с кем я разговариваю.

— Ты… самая несносная, самая невыносимая и самая восхитительная моя женщина… — на миг отрывается от моих губ мужчина, вновь приникая к ним в исступленном, полном жажды поцелуе, — самая любопытная… самая невозможная, самая…

В ответ я лишь мотаю головой, пытаясь увернуться от его вездесущих губ, но не преуспеваю — меня вновь засасывает воронка ощущений, главным из которых является его присутствие. Здесь, рядом.