Главный вывод из экспериментов Розенхана в том, что даже в научном отчете или медицинском документе, которые должны быть объективными, можно обнаружить замаскированную субъективность. Способен ли человек правильно отражать реальность? Насколько объективен профессор, проверяющий студенческую работу, или суд присяжных, выносящий свой вердикт, или гражданин, опускающий бюллетень в урну для голосования, или полицейский, составляющий протокол задержания?

Даже в математике, самой объективной из наук, есть свои кланы: философ Джордж Беркли и некоторые ученые того времени считали иллюзией понятие «бесконечно малых величин», предложенное Ньютоном, а Пифагор не признавал существования иррациональных чисел. Кронекер считал теорию множеств Кантора смешной, а Гильберт полагал, что она помогла построить математический рай, хотя Пуанкаре всячески противился его немецкой логике. Блестящая теория Эвариста Галуа еще при его жизни была объявлена заблуждением.

Экспертная оценка как форма давления со стороны научного сообщества

Академическое сообщество превозносит якобы свойственную ему объективность, что на самом деле не соответствует действительности, если заметить, что в нем считают чуть ли не главной добродетелью троллинг[310] и неймдроппинг[311], без которых немыслимо построить научную карьеру. Я уже не говорю о принципах отбора статей, которыми руководствуются серьезные научные журналы и которые считаются совершенно беспристрастными. В 2015 году Times Higher Education[312] опубликовал обвинительную речь о разобщенности и разногласиях в этом сообществе.

Ричард Смит, в прошлом издатель British Medical Journal, призвал на страницах своего журнала к отмене рецензирования (peer review)[313]перед публикацией: «Предполагается, что экспертная оценка, — заявил он, — обязана подтвердить качество и научную актуальность данной публикации и устранить все, что недостойно доверия с точки зрения науки, заверяя читателей научных журналов, что они могут принимать на веру все, что читают. На самом деле она полностью дискредитировала себя. Помимо того, что она неэффективна и является своего рода лотереей, она мешает продвижению новых идей, требует много времени и денег. Она распыляет время, отведенное на исследования, не достигает непосредственных целей, вводит в заблуждение, чревата злоупотреблениями, склонна к искажениям и, в конце концов, неспособна обнаружить ошибки и подтасовки. Короче говоря, она не нужна в научном мире. Было бы желательно публиковать все научные работы онлайн, и пусть общество само решает, что для него важно, а что нет»[314].

Если большинству рецензентов нравится ваше исследование, вы можете быть уверены, что ваша работа скучна. Чтобы продвигать новые идеи, которые будут иметь далеко идущие последствия, вы и я должны согласиться, что они могут вызвать раздражение и вам придется пройти через грязные обвинения, нападки и жесткую критику. Все авторы отзывов, включая и меня с вами, бессознательно отдают предпочтение работам, которые опираются на уже известные идеи. Это плохо и обидно, но это так. Хотя в этом есть и некоторая гуманность[315].

Как говорит Серж Судоплатофф, «любая инновация — это всегда неповиновение». Экспертная оценка — это давление, оказываемое со стороны научного сообщества, которое не собирается поощрять инновации, а способствует традиции, а не стремлению к новизне.

Экспертная оценка может оказать пагубное влияние на развитие некоторых научных исследований. Например, возьмем медицину. Мы продвигаем так называемую доказательную медицину. Это прогресс по сравнению с той эпохой, когда врач прописывал обильное кровопускание, не имея подтверждений, что оно может излечить пациента. Однако это не означает, что контролирующий доказательства может управлять и врачеванием. Как отметил экономист О’Рурк, «когда покупка или продажа регулируются законом, первое, что вы покупаете или продаете, — это законодатель». И когда медицина управляется доказательной базой, то первое, что вы приобретаете, — это такую базу, а также тех, кто ее формирует и претворяет в жизнь. Всего дюжина журналов монополизирует публикации по клиническим исследованиям, то есть основные идеи, причем эти три журнала определяют мировой академический рейтинг. У каждого из них не более трех рецензентов (которые вполне предсказуемы), дающих отмашку на публикацию статьи[316]. Можно себе представить, как легко контролировать доказательную базу.

Многие считают, что экспертиза способствует развитию науки, но это чистая иллюзия: ведь никем и никогда не было доказано ее благотворное воздействие. Выдающиеся ученые (например, Бенуа Мандельброт или Григорий Перельман) давно уже продемонстрировали ее разрушительный характер. Не имея возможности опровергнуть результаты экспертизы, мы должны видеть в ней аналог псевдонауки и псевдорелигии. Зададимся вопросом, а не является ли академическая шапочка развитием бирретты — четырехугольного головного убора католических священников? Вполне вероятно, что свое происхождение шапочка ведет именно от нее.

Если вы хотите быть как можно более объективным, не поддавайтесь искушению сдерживать свою субъективность. Именно этим во все времена занимались ученые, становясь сектантами. Единственный способ достичь объективности — это практиковать нейроэргономичное осознание своей субъективности. Речь идет о понимании работы психики в ее проявлениях, искажениях, иллюзиях, предпочтениях и страхах. В работе сознания, как и вообще в науке, нельзя противопоставлять субъективность объективности. Каждая играет здесь свою роль, именно поэтому Розенхан, Зимбардо или Милгрэм ушли с головой в свои исследования.