А может, стоит взять и позвонить прямо сейчас Хмелевской? Все-таки она — крестная мать Кирилла. Интересно, общалась ли она со своим крестником в то время, когда совершенно забыла о своей подруге? Мила нервно покусывала губы. Нужно решаться. Благо, повода лучше не придумаешь: поздравление с наступающим Новым годом. Это самое волшебное время, когда и взрослым полезно поверить в чудеса или самим примерить на себя мантию волшебника. Мила уже взяла трубку, но не стала набирать номер. Она так и держала ее, прислушиваясь к изменившимся ритмичным коротким гудкам. Мила передумала. Она решила, что в ее новой жизни нет места зависти, притворству. Все это было в их пресловутой женской дружбе, а теперь она в ней не нуждается. По-другому общаться вряд ли получится, а делать вид, что ты рада человеку, которому не доверяешь, Мила уже не сможет. У нее будет семья, будет новая работа, новый ритм, в котором нет места вечерним посиделкам на кухне с оранжевым абажуром. К тому же собеседница в лице Хмелевской больше Милу не интересовала. Это было что-то на уровне интуиции, отчего возникало желание не встречаться больше никогда. Никогда — спасительное слово, когда речь идет о полном отказе от прошлого. Мила решительно положила трубку. Хмелевской больше нет. И даже если судьба уготовит им встречу в будущем, она ничего не изменит. Элементарная вежливость не покинет Милу, но не более того. С этой минуты она стряхнула с себя нахлынувшие воспоминания о несуществующей больше дружбе и запретила себе думать о Хмелевской.

Поглядывая на часы, Мила размышляла еще об одном: не позвонить ли Богдану? Наверное, это все из-за наступающего Нового года. Так хочется привести все дела в порядок, завершить начатое. Но настаивать в этой ситуации нельзя, и потому Мила медлила. Лучшего времени для программы, чем канун Нового года, было трудно придумать. Но Зотов не давал о себе знать. Может быть, он решил, что ему все это не нужно? У человека есть любимое дело, и он не собирается говорить о нем с экрана. Что, если Богдан один из тех, кто не стремится к признанию публики, ему не нужны поклонники, шумиха, главное — иметь возможность спокойно творить? Зачем путаться в догадках, если он все равно рано или поздно позвонит. Хотя бы для того, чтобы отказаться.

Мила суетилась на кухне, пытаясь в этих житейских мелочах найти успокоение от мыслей. Она мыла фрукты, в очередной раз придирчиво осматривала чашки, блюдца, ложки, что-то все время вытирала, мыла, доставала то одни салфетки, то другие. Насыпала сахар в сахарницу, просыпала мимо и теперь, как в детстве, кончиком пальца собирала со стола прозрачные кристаллики и слизывала сладость. Несколько раз Мила ставила чайник. Почему-то он закипал гораздо быстрее обычного. Мила смотрела на широкую струю пара, вырывающуюся из носика, сожалея, что до шести еще так много времени. Однако в этих заботах время шло хоть немного быстрее. И, словно желая наградить ее за терпение, судьба смилостивилась: сначала объявился Зотов. Он, наконец, перезвонил и взволнованно признался, что долго размышлял над ее предложением и теперь наверняка готов к программе. У Милы камень с души свалился. Она почувствовала такое облегчение и радость, что готова была расцеловать этого сероглазого парнишку! То, что он не согласился мгновенно, а только после серьезных раздумий, еще больше возвысило его в глазах Милы. Теперь она точно знала, что этому человеку дорого его дело, а слава дело наживное, к ней он относится ровно, без фанатизма. В этом, наверное, и состояло их отличие. Мила с самого начала была ориентирована на успех. При этом она понимала, что без плодотворной работы все равно ничего не получится. Мыльный пузырь красив, но он лопается от сильного дуновения ветра, от самого легкого прикосновения. Ее успех должен был быть намного прочнее, жизненнее. А вот Богдан вовсе не думал о нем. Он просто хочет вдохновенно заниматься любимым делом. Она помогла ему обрести новое дыхание для плодотворной работы, она же пыталась поднять его желания, самооценку на более высокую ступень. Отведав призрачной помпезности славы, она все же способствовала тому, чтобы и Зотов смог прочувствовать ее на себе. Он сильный человек с твердым характером. Он сможет пережить эйфорию успеха и остаться самим собой — Мила была уверена в Богдане. И потому в ней не было страха, задней мысли о том, что она совершает дурной поступок. Она открывает таланту широкие ворота в мир признания, в мир порой любящей, порой неблагодарной публики. Нужно уметь, не зазнаваясь, не подпускать к себе слишком близко. Это умение приходит со временем, этакое чутье на общение. Ничего, Богдан разберется. Он сможет поднять свою планку высоко и удержать ее столь долгий промежуток, сколько это будет нужно ему самому.

— Я рада, что ты согласился. Как же я рада! — искренне сказала Мила в ответ на согласие Богдана. — Ты выдержал очень ощутимую паузу.

— По Станиславскому я поступил правильно, — засмеялся Богдан. Кажется, он тоже был очень рад, что нашел в себе мужество выйти на широкий экран.

— Ладно тебе. Я не знала, что и думать. Ты заставил меня поволноваться.

— Для тебя это так важно? — голос Зотова стал тише и менее уверенным.

— Да, очень. Даже не знаю, для кого происходящее имеет большее значение. Может быть, для меня.

— Нет, это я благодарен тебе.

— Ты знаешь, мы запутываемся в словах благодарности. Сейчас они не к месту. Я делаю свое дело, ты — свое. Каждый несет ответственность за сделанный выбор. Потом мне будет приятно услышать, что все складывается так, как ты мечтал, и ты ни о чем не жалеешь, — Мила говорила быстро, как будто боялась, что ей не дадут высказаться. Телефон, это все он. Как же она не любит серьезные разговоры по телефону! Нет глаз, нет полного ощущения собеседника. Ты можешь только догадываться о том, какое у него выражение лица. Но все же Мила почувствовала, как на другом конце провода Богдан замер в ожидании продолжения. Нужно не переборщить, а то парень начнет комплексовать. — Вот что, давай не будем ничего загадывать. Все будет так, как должно. А пока определимся с датой, временем.

— Я готов.

Он был готов к переменам в своей жизни. Он был благодарен этой удивительной женщине за то, что она ворвалась в его жизнь, все изменив, все перевернув, но подарив при этом ощущение гармонии своего «я» и окружающего пространства. С некоторых пор он засыпал и просыпался счастливым. У него все получалось, за что бы он ни брался. Легкость, с которой пролетали дни, заставляла его время от времени прислушиваться к самому себе: он боялся, что его нынешнее состояние — сон. Именно оно и есть сон, потому что не может человек так долго ощущать безмятежность и полное счастье. Счастье — миг, он промчится, едва коснувшись тебя. И снова полоса ожидания, а здесь другое, совершенно другое состояние! Ему хорошо, свободно, он не знает усталости, плохого настроения. Нет поводов для хандры, апатии — как страшно, что он так долго просуществовал в их цепкой власти. Только пусти их внутрь — вцепятся и попробуй тогда избавиться. Разрастутся, как ненужный сорняк, забивая собой все, что может вывести тебя из кризиса.

А теперь все вокруг замечали, что Богдан стал другим. Ему было приятно слышать в свой адрес комплементы, вопросы. Кто-то просил познакомить его с дамой сердца, полагая, что эти изменения связаны с ее появлением в жизни Богдана. Он загадочно усмехался, радуясь, что все улыбаются в ответ, что их интересует его незаметная персона. К такому ненавязчивому вниманию он был готов. У Богдана был не слишком широкий круг друзей, но теперь ему казалось, что он приобрел их очень много, и чрезвычайно радовался этому обстоятельству. Он был готов общаться, а не ходить с отрешенно-усталым видом, как будто все, что происходит вокруг, его так утомляет. Богдан знал, что рано или поздно пригласит к себе тех, кто сейчас ему особенно близок, и покажет им свои работы, свою музу. Это будет момент истины, когда все поймут причину таких перемен в его настроении. Его сердце было открыто для общения и, может быть, именно поэтому ему теперь казалось, что его однокурсники, знакомые, друзья смотрят на него по-иному, изменились темы их разговоров. Что-то необъяснимое помогало им чувствовать себя комфортно, интересно проводить вместе время.