Танцовщица, борясь с подступающим чувством обречённости, только покачала головой:

– Лучше тогда просто вина. И прошу тебя, начинай уже, что ты хотела сказать.

Майя набрала воздуха перед тем, как снова погружаться в пыточные вопросы. «Будет ли легче – потом? Когда это дело будет раскрыто? Кто знает…». Подвинула бокал, легонько коснувшись кончиками пальцев кисти Дианы, не удержалась, накрыла её руку своей. Так оказалось легче:

– Диана, скажи, пожалуйста, ты что-нибудь ещё помнишь об Ольге, которую упоминала Марта?

Орлова, ожидавшая совершенно других слов, бросила на Майю недоумённый взгляд: ты хочешь поговорить о Марте? Сейчас? И вдруг поняла, что – да, это нужно сделать именно сейчас, чтобы ничто, никакое прошлое больше не стояло между ними. Задумалась, потёрла переносицу:

– Больше ничего, Май. Марта откровенничала очень редко, а я не выпытывала. У многих из нас есть обожжённые незаживающие места, в которые лучше не совать кочергой расспросов.

Верлен согласно кивнула, тщательно выверяя следующие слова – только бы не ранить, только бы не напугать:

– Диана, завтра же суббота?

Орлова удивилась: при чём тут Марта и суббота? Или это всё, что Майя хотела услышать? Вопросительно приподняла бровь.

– У тебя будет милонга?

– Ну да.

Тангера внимательно посмотрела на прикусившую губу девушку, заволновалась. Вспыхнула, только представив их вместе на паркете: словно внезапный водоворот втянул её в жаркую глубь, стало моментально и больно, и сладко. Скрестила ноги, откинулась на стену, выдохнула:

– Ты хочешь прийти?

Майя замялась. Потом решилась:

– Ты можешь мне показать сегодня, сейчас, роль ведомой?

Диана хищно-соблазнительно прищурилась, промурлыкала грудным голосом:

– Как вчера?

Верлен внезапно дрогнувшими пальцами подняла бокал, сделала глоток, набралась храбрости:

– Как вчера – это чуть позже. Обещаю. Пожалуйста, покажи мне, как двигаться в танго.

Танцовщица сделала вид, что задумалась, подняла глаза к потолку, протянула:

– Нуууу… Сделать это будет сложнее, конечно, но давай попробуем.

– И вот ещё что… Я не буду там танцевать… с тобой, – прошептала, замерла, пытаясь угадать, обиделась ли тангера и нужно ли ещё что-то пояснять.

Диана явно расстроилась: поёжилась, двинула бокалом по гладкой столешнице, переложила салфетку. Подняла пушистые ресницы:

– Могу я спросить, почему?

Майя вздрогнула от царапнувшего огорчения и поняла, что лучше сказать хотя бы часть правды:

– Во-первых, мы сейчас бешеные, можем такое представление устроить, Ди…

От ласково и просительно произнесённого сокращённого имени Орлова чуть не расплакалась:

– Это нечестный приём, Май! Вообще-то я всегда держу себя в руках, когда на людях…

Верлен беспомощно уставилась в окно: чёткие контуры облаков вдруг расплылись, размылись, и в каждом распадающемся завитке притаилась игла, далеко внизу цепями фонарей загремела медленно бредущая ночь: «Какое право на ревность к тому, что было „вообще-то и раньше“? Никакого. Каковы шансы, что ты тоже останешься в прошлом, и это будет сказано о тебе тоже? Высоки. Ну что, ты продолжаешь повышать ставки? Продолжаю. Итак, ставки сделаны, ставок больше нет». Выговорила:

– Мне там нужно будет поработать. Это будет только работа и ничего больше. Что бы ты ни увидела, что бы тебе ни показалось.

Танцовщица ощутимо напряглась:

– Ты будешь танцевать с девушками или парнями?

Верлен пошевелила занемевшими плечами:

– Планирую с парнями. Пока не знаю, как пойдёт.

Тангера кивнула, зажимая в кулак занывшее сердце: «Неужели Пашка прав, и тебе нужно только поразвлечься, хотя бы под предлогом работы? Спросить сейчас, кого ты предпочитаешь в спутниках, или всё-таки подождать?». Вспомнила данное себе лихорадочное обещание не выпытывать, быть терпеливой, но всё же вопрос едва не слетел с губ, едва удержалась. Испуг от возможного ответа предусмотрительно ткнул под лопатку. Поэтому просто встала и подала руку:

– Ну что, идём учиться?

Майя поднялась, явственно ощущая в голосе Дианы холодные струйки разочарования, придавила ознобно продирающую боль. Напомнила себе: «Сейчас не время выяснять отношения, не время объяснять. Всё – позже… Выдержать бы только…». Приняла протянутую кисть, прижала пальцы к губам, промолчала: «Я тебе доверяю».

* * *

По дубовым полам в просторной гостиной двигаться было легко. Диана сначала была отстранённой, мягко и терпеливо объясняла, как и куда можно ставить ногу, как тронуться, чтобы не сбить баланс, выдержать ось:

– В милонге, ты видела, обычно тесно, мало места для лавирования. Поэтому, когда ты выходишь, сначала просто послушай музыку. После того, как танго тебя поведёт, твой партнёр сделает шаг. Не нужно никаких резких движений, никаких дополнительных украшений. Вот так и вот так можно, вот так и вот так – нельзя. Танцуй для себя. Просто ощущай настроение своего партнёра, а после этого обыгрывай его. Танго может стать клипом, разговором или картиной, и оно будет тем, что ты в нём проживёшь.

Подошла:

– Давай попробуем.

Верлен сосредоточенно кивнула, пытаясь уловить показанные техники, но когда грудь Дианы коснулась её груди, мысли исчезли, осталась только мелодия, грустная и чувственная. Сплетённые ладони дышали друг в друга, и всё чаще и чаще хотелось повернуть голову и прикоснуться к губам, но она продолжала плыть в танце, погружаясь в томление и неостывающую страсть.

Сделав несколько кругов по залу, Верлен почувствовала, что больше не в силах сопротивляться самой себе, и, не останавливаясь, левой рукой начала потихоньку спускаться с изящной шеи на ключицу, рисуя пальцами замысловатые узоры, потом по плечу, проскользнула под рукав рубашки, потянула и поняла, что руки Дианы тоже пустились в путешествие, и вот они двигаются очень медленно, не расплетая ног, всё глубже вжимаясь в жар друг друга, и куда-то делись мягкие преграды, и сами собой с обеих свалились брюки, и получилось так легко переступить через тонкую ткань, слетевшую с длинных ног, и невероятно пронзительным оказалось сплетение абсолютно обнажённых полыхающих тел.

Янтарь к янтарю, пряные блики, знойные губы, замирающие и дышащие, острый всплеск восторга, и смыкаются веки под лаской обрушившегося неба, и срывающийся шёпот: «давай вместе», и заколдованы переплетающейся перевёрнутым зеркалом гибкостью, и под миндальными ногтями плещется неуходящий жар, и потом остаётся только объятие, которое не разорвать, и можно спокойно уснуть, прикрыв простынёй сплавившиеся тела…

* * *

Проснулась в шесть, как обычно, и вдруг осознала, что за ночь ни разу не повернулась: рука, обнимавшая высокую, упругую грудь, онемела, но совсем не хотелось шевелиться. Судорожно прижимая крепче спящее счастье, коснулась губами плеча, постаралась высвободиться – не вышло. Диана мягко перевернулась, навалилась сверху, уткнулась куда-то за ухо, прошептала: