– Во-первых, вчера ночью мои ребята засекли Солодова, который, похоже, висел на хвосте Орловой.

Майя, предполагавшая нечто подобное, кивнула:

– Долго висел?

– Достаточно для того, чтобы определить, куда та направляется. До твоего дома не доехал, свернул на мост где-то в трёх кварталах и направился за город. Они вместе вышли из школы, несколько минут постояли и разошлись. Конечно, мы можем допустить простое совпадение, что ему оказалось в ту же сторону, что и ей.

Верлен перебила:

– Они вышли с занятий вдвоём?

– Нет, их там было человек десять.

– А в машину к Солодову никто не садился?

– Он был один.

– Внешние признаки?

– Абсолютно спокоен. Вёл ровно, не дёргался, не спешил, светофоры соблюдал. Но и Орлова тоже не летела, ехала по правилам. Но она вообще водит очень аккуратно, не газует, не подрезает. Солодов такой манерой не отличается, но вчера был просто примерным водителем.

– Мало ли, может, он выпил и не хотел внимание привлекать, тем более поздним вечером, когда водителей-придурков хватает…

– Возможно. По вчерашнему факту у меня две версии: или он следит за Дианой, или они работают в паре, и он просто сопровождал её, возможно, отсматривая, нет ли наблюдения. Я понимаю, что версия параноидальная, но всё же, всё же… Хотя первая кажется более вероятной.

Услышать собственные подозрения из уст Шамблена оказалось страшнее, чем думать об этом самой. От подхлёстывающего беспокойства Верлен встала и принялась ходить по кабинету, как пантера в клетке. Обернулась:

– Что ещё?

В кабинет ворвался Костяков, сунул каждому по папке с фотографиями и текстами:

– Прошу прощения, только закончил.

Верлен взглянула на первую фотографию и с трудом смогла удержать маску спокойной сосредоточенности: в луче света с микрофоном в руке стояла хрупкая девушка с короткой стильной стрижкой, в концертной рубахе с распахнутым до середины груди широким воротом, смотрела куда-то поверх объектива камеры прозрачными синими глазами – Ольга Карли. Мелькнуло: «Смотреть на неё становится чуточку легче. Но всё равно – как же она похожа на Диану». Скрипнула:

– Докладывай, что нам теперь о ней известно.

Костяков бросил взгляд на Шамблена, начал:

– Все страницы в соцсетях, даже если существовали, были удалены. В кэше осталось совсем немного. Пара фотографий. Я нашёл её однокурсников. У них тоже в открытом доступе несколько снимков, в основном, когда ей было восемнадцать – двадцать два. Я списался с одной из сокурсниц, у которой было больше всего фотографий.

– И кем ты представился? – спросила Верлен, вглядывалась в снимки.

Костяков приосанился:

– Так как объект учился на факультете «История мировой культуры», то я, естественно, сотрудник Комитета по культуре. Наплёл, что собираем базу данных по талантливым студентам прошлого десятилетия и что ищу кого-нибудь, кто мог бы рассказать о жизни и судьбе… В общем, уболтал, она согласилась, и дала ещё несколько снимков, которые были подзамочными.

Про профессиональные качества говорить не буду, про личную жизнь вкратце так: на втором курсе, действительно, вышла замуж за француза, Жака Карли. Учился в параллельной группе, и говорят, что всё у него случилось, как и бывает у студентов – роковая страсть, всё такое… Через пару лет у парня потихоньку начала ехать крыша, предположительно, подсел на наркотики. Сначала стал Ольгу побивать, потом дальше – больше. Из-за нараставшей нищеты девчонка была вынуждена по ночам подрабатывать в барах певичкой. На её выступления народ ходил, вроде как голос у неё был красоты необыкновенной.

Когда ей стукнуло двадцать два, парень попал в передрягу. Массовая драка у Исаакия, там его очень сильно избили, и он исчез. Уехал обратно во Францию, дальше след потерялся. Ольга развелась. Про Жака Карли на сегодня ничего неизвестно. И вот тут начинается самое интересное. Через год Ольга выходит замуж за Солодова.

Верлен вздрогнула:

– Я так и знала.

Костяков непонимающе повёл плечами и снова кинул взгляд на Шамблена. Анри буркнул заржавевшим голосом:

– У нас ещё есть сведения, что исчезнувший первый муж оставил серьёзные долги и кредиты. Так вот. Перед свадьбой Солодов их все погасил. Для обычного человека – сумма астрономическая, что-то около двадцати тысяч долларов.

Майя потёрла глаза: почему-то утренний свет больно бил по зрачкам, а бешеный пульс скакал где-то за ухом. Всё складывалось настолько стройно, что от подступающего отвращения хотелось взвыть.

– То есть, фактически, купил. Она не вернула девичью фамилию. Почему, есть версии?

Костяков снова пожал плечами:

– Вряд ли мы точно это узнаем. Разве что с родителями поговорить. Да разные причины могут быть, например, это может быть связано со сменой документов, творческого имени, да что угодно…

Майя обернулась:

– Родители живы? Где находятся?

Костяков отрицательно помотал головой:

– Пока непонятно. Из Мурманска уехали, вроде в южном направлении. Где сейчас, неизвестно. Если посчитаешь нужным, поищем.

Мотнула головой:

– Дальше.

– Дальше. Какое-то время продолжает выступать, всё реже и реже. Потом вообще исчезает с горизонта, ни с кем из подруг не общается. И вот в 27 лет уезжает во Францию писать докторскую. В Сорбонну.

Лихорадочно подсчитала даты, годы:

– Марте было как раз двадцать. Уверена, что это она. Анри?

Шамблен утвердительно кивнул, катая желваки:

– Да. В Париже Ольга пробыла три месяца. И через две недели после того, как она вернулась…

Майя повернулась на вдруг замолкшего Шамблена:

– Что?

– В общем, сбросилась с крыши своего дома.

Костяков хмуро добавил:

– Мы выцарапали протокол осмотра места и вскрытия. Понятно, что всё в месиво, но спецы предположили, что Ольга неоднократно подвергалась насилию и побоям. Я, конечно, вообще не удивлён, что Солодов не сел за доведение. Заплатил, откупился, наплёл ещё что… Зажившие переломы рук, рёбер, многолетние. Тут неизвестно, конечно, по травмам, первый муж или второй. Но насилие было точно. Читать будешь?

Майя отмахнулась, встала, прошлась по кабинету, стискивая кулаки. Тогда Костяков глухо проворчал:

– Короче, из объяснений, что якобы они любили жёсткий секс, и всё по согласию. Урод, твою мать…

Верлен заставила себя сесть и снова взяла в руки фотографии: летящее платье, похожее на блуждающий огонь, глаза, то ли чрезмерно наполненные, то ли, наоборот, опустошённые, пронзительные, отражающие… Синие-синие. Чертами лица Ольга так сильно напоминала Диану, что под лопатки заливалась ледяная жуть, оставляя кровоточащие полосы на сердце. Вот она возле лошадей, в облегающем костюме для верховой езды. Вот в купальнике на борту какой-то яхты. Но вся она была воплощением отрешённости и нечеловеческого смирения. Что могло так скомкать человека – яркого, талантливого, красивого?