Наконец, мы приняли Закон о свободе информации. Теперь это действие представляется ошибочным, и не потому, что молчание — золото, но потому, что процесс принятия политических решений, равно как и процесс производства колбасы, не принято выставлять напоказ. Закон о свободе информации был задуман с целью обеспечить людям доступ к информации и сделать работу правительства более прозрачной. К сожалению, количество запросов от населения оказалось в разы ниже, чем количество запросов от журналистов, собиравших информацию для шантажа. Они стремились раскрыть списки приглашенных на званые обеды, списки адресатов рождественских открыток и участников вечеринок и тому подобные тривиальные факты, кое для кого могущие повлечь проблемы. Истинных масштабов бедствие достигло, когда Бюро по защите информации предприняло попытку сделать доступными широкой публике заодно и советы министрам, что противоречит всем правилам.

Ни госчиновник, ни консультант в жизни не даст министру полезный, хотя и неприятный совет, зная, что совет этот скоро станет достоянием общественности. В 2005 году Бюро решило обнародовать совет генпрокурора по Ираку. Мы тогда не возражали, тем более что суть и так уже ни для кого не была секретом, однако подобный акт стал бы прецедентом — с этих пор всякий конфиденциальный совет официальному лицу предназначался бы к обнародованию. Бюро пригрозило, в случае нашего сопротивления, опубликовать убийственные комментарии о правительстве и о том, как оно распорядилось этой информацией. В конце концов мы решили защитить принцип и пострадать, но наше решение только вдохновило Бюро на дальнейший шантаж. Проблема заключалась в том, что глава Бюро по защите информации является, из-за ошибки, вкравшейся еще на стадии формирования этого органа, одновременно и судьей, который решает, что обнародовать, а что нет, и адвокатом, выступающим за расширение пределов информации, подлежащей раскрытию. И в тех случаях, когда глава Бюро исполняет роль судьи, он, естественно, всегда ратует за расширение этих пределов.

Устав требовал увеличить штат Номера 10 и вообще всего правительства, чтобы качественнее фильтровать информационные запросы, собирать документы и принимать решения в соответствии с правилами, регулирующими, какую информацию можно раскрывать, а какую нельзя. В 2004 году на Даунинг-стрит из-за этого чуть было вся работа не застопорилась. Раздутие штатов плохо само по себе, однако что по-настоящему пагубно, так это сокращение объема конфиденциальных «бумажных» документов из страха, что позднее потребуется их обнародовать. Таким образом, итогом становится никакая не открытость или прозрачность, а неэффективность работы правительства. В Германии все готовые официальные документы, согласно закону о свободе информации, должны передаваться в Бундестаг. В результате ни один документ из ведомства Канцлера не достигает стадии завершенности, но остается в виде черновика, с тем чтобы его нельзя было отправить в Бундестаг. Еще более яркий пример — Соединенные Штаты. Ни один чиновник из Белого дома не доверит компьютеру сколько-нибудь важную информацию, ибо любой жесткий диск может быть прочитан. Американские чиновники пользуются для записей желтыми стикерами, позднее уничтожаемыми. Мудрый премьер всегда найдет способ «завернуть» пункты Закона о свободе информации, чреватые сомнительными последствиями, и измыслит иные способы дать народу представление о работе правительства. Жаль, что премьеры очень боятся прослыть, посредством СМИ, душителями свободы информации, а значит, ни сомнительных пунктов не «заворачивают», ни новых способов не измышляют.

Наряду с попытками сделать правительство более открытым мы предпринимали попытки (в итоге увенчавшиеся успехом) изменить подход правительства к СМИ. Нашими усилиями отношения со СМИ стали ориентированными на будущее.

В современном политическом мире правительство нуждается в упреждающей медиастратегии. Правительство должно выходить из тени, объяснять, что оно делает и зачем, то есть думать на несколько шагов вперед. На базе пресс-бюро Номера 10 мы создали Отдел стратегических коммуникаций, вменив ему в обязанность постоянные размышления о будущем. Сотрудники Отдела должны были решать, когда и в какой форме делать политические заявления; они имели полномочия содействовать телеканалам в подготовке передач о таких вещах, как, например, новая реформа образования. В таких случаях предпочтительнее формат фильма, а не новостного репортажа, ибо последний подразумевает известную степень напряженности. В фильме же можно показать энное количество специалистов, комментирующих реформу.

Отдел стратегических коммуникаций отвечал также за новые формы средств массовой информации, в том числе интернет, и за корреспонденцию. У правительства огромные возможности взаимодействовать с народом посредством электронной и обычной почты. Однако когда мы обосновались в Номере 10, ситуация была следующая: львиная доля писем на имя премьер-министра перенаправлялась в министерства и не получала ответа. Не успели мы обустроиться, как на имя Тони пришло послание с поздравлениями и подписью «Твой любящий папа». Тони этого письма и в руках не подержал, зато Лео Блэр, его отец, через месяц получил ответ с благодарностью за то, что взял на себя труд написать письмо, и с заверением, что его мнение непременно будет учтено. Начиналось письмо обращением «Уважаемый мистер Любящий Папа», подпись в конце не отличалась читабельностью. Мы попытались извлечь уроки из опыта американского политика-демократа Говарда Дина, использовавшего интернет для участия в выборах на пост президента США. Наша команда придумала размещать на вебсайте петиции, что вызвало изрядный энтузиазм. Когда же один умник разместил призыв выступить против подорожного налога, брауниты не замедлили обозвать идиотом сотрудника Номера 10, придумавшего электронные петиции. Тем не менее вебсайт очень успешно функционировал как источник информации о работе правительства. Мы начинали с кратких новостных обзоров; в минуту слабости Тони согласился на регулярной основе записывать и размещать на сайте ролики, которые привлекли бы к нему больше внимания; система напоминала президентские радиовыпуски в США. Ох и ошибся же Тони. Регулярная основа чего бы то ни было неприемлема, если только не сулит огромной и немедленной выгоды. В остальных случаях она оборачивается тяжким бременем. Начав что-то делать на регулярной основе, прекратить можно, только имея очень уважительную причину.

Политикам без конца приходится объяснять свои действия, повторять одно и то же. От этих повторений начинает тошнить прежде, чем у народа появляется первая возможность услышать сообщение. Иногда политикам кажется, что в СМИ против них заговор и ни одна фраза в народ не пройдет. В середине первого срока у Билла Клинтона появилось чувство, что отныне он ни одно свое высказывание не сможет протолкнуть сквозь густую сетку национального вещания. Помощники Клинтона придумали, как ему обращаться к людям — через менее враждебно настроенные местные телеканалы. Возле старого административного здания в Вашингтоне была оборудована спутниковая станция, откуда Клинтон одно за другим давал десять коротких интервью региональным телестанциям — от Небраски до Техаса. Мы пробовали аналогичную стратегию для обхода циничных британских СМИ. Тони регулярно ездил по регионам, причем репортажи о нем в местных теленовостях и газетах неизменно носили куда более позитивную окраску, чем аналогичные продукты национальных СМИ. Как известно, у местных СМИ индекс проникновения в умы гораздо выше, то есть люди склонны скорее верить им, нежели СМИ национальным; однако политики, рассчитывающие выиграть битву национального масштаба только посредством местных СМИ, просто обманывают себя. Нужно завоевать доверие и одних, и других. В моей голове, например, долго не укладывался диапазон методов, которыми СМИ не гнушаются, чтобы получить «материал». В ноябре 2000 года я с удивлением прочел некоторые свои записки прямо на первой полосе «Санди таймс» — в отсканированном виде. Жанр — мемуары премьерского помощника, содержание — ряд весьма секретных вопросов, которые мы обсуждали с Тони. Записки я легкомысленно оставил дома, а наша помощница по хозяйству их выбросила. Выйдя из дому в среду утром, я увидел, что мешки с мусором, вынесенные мной накануне незадолго до полуночи, разворошены и вся улица загажена. Пары мешков недоставало. Видимо, некий следопыт из тех, что перетряхивают чужой сор в поисках секретных документов, похитил наши мешки, накопал заметки и продал их «Санди таймс». Полагаю, следопыт заломил изрядную цену, ведь нашей дочке тогда был годик и мешки трещали от использованных подгузников. К счастью для меня, сотрудники «Санди таймс» не сумели расшифровать мой корявый почерк, все их догадки оказались абсолютно неверны. Хоть они и поместили записки на первой полосе, им пришлось показывать их графологу. По заключению последнего, ваш покорный слуга — человек «скользкий и скрытный». Увы, некоторые упомянутые мной люди кое-что разобрали; так, Крис Смит выговаривал мне за упоминание о нашей с ним беседе, в которой он, член Парламента от Ислингтона, предложил перенести стадион «Арсенал» с севера Лондона в комплекс «Купол Тысячелетия».