Двуногое стадо взревело и рванулось вперед, растекаясь на всю ширину улицы. Луизу оторвало от спасительной стены, кто-то схватил ее за руку и потащил за собой. Из бурлящей разноцветной реки вынырнула воняющая луком рожа и в лицо Луизе заорала: «Бей отравителей!» Женщина отшатнулась и упала бы, если бы в жуткой человеческой каше можно было упасть.

Капитанша ничего не понимала, но бежала вместе со всеми, чтобы не быть затоптанной. Постепенно она стала различать отдельные выкрики и рассмотрела на плечах бегущих черные банты. Марианна, советуя убраться из города, была права…

2

Госпожу Арамону, в отличие от матери, Создатель ростом не обидел, но среди высоких мужчин она чувствовала себя карлицей. Что творилось впереди, было непонятно, поверх голов удавалось разглядеть лишь крыши, вывеску с сапогом и дальний шпиль какой-то церкви, но Луиза слишком мало жила в Олларии, чтобы узнать место. Раз они не перешли мост, то они все еще в Нижнем городе, но где?! Только бы подальше от дома! Где же стража, кошки раздери этого коменданта! Вопли становились все громче, сзади напирали, впереди что-то мешало. Капитаншу сдавило так, что она едва не задохнулась, потом затор рухнул, толпа устремилась вперед, стало можно дышать. Людской водоворот, круживший и несший Луизу то ли несколько минут, то ли тысячелетие, внезапно вышвырнул свою добычу.

Женщина едва удержалась на ногах, увидела прямо перед собой темный отнорок, рванулась в спасительную щель, пробежала несколько шагов, споткнулась и, пытаясь удержать равновесие, уперлась руками в холодную осклизлую стену. Она была в тупике между какими-то длинными строениями без окон. Здесь было сыро, темно, грязно, но после провонявшей луком, потом и злобой толпы Луизе показалось, что она в Рассветных Садах. Госпожа Арамона прижалась спиной к холодному камню, глядя на ярко-синюю полосу весеннего неба. Что же делать?

Убежище на первый взгляд казалось безопасным, но при ближайшем рассмотрении больше походило на ловушку. Луиза, прижимаясь к стене, тихо двинулась к выходу, молясь всем святым, чтобы черноленточники убрались вон. Увы, толпа и не думала редеть. Женщина отступила назад, для разнообразия держась другой стены, и в самом углу наступила на что-то деревянное. Лестница! Старая, грязная, мокрая и достаточно длинная, чтоб взобраться на крышу! Лестница была тяжелой и скользкой, она не хотела вставать так, как было нужно, пришлось подпирать ее плечом. Вдова капитана Лаик подумала, во что превратилось ее выходное платье и что скажет мать, и едва не расхохоталась. Наконец лестница смилостивилась, и Луиза, рискуя сломать себе шею, полезла наверх по расшатанным ступенькам. Ей повезло – крыша сарая была не просто плоской, но и огражденной невысоким бортиком. В одном месте она просела, и там зеленела застоявшаяся вода.

Женщина попробовала ногой ближайшую черепицу, вроде бы надежно. Наконец-то можно было оглядеться! Внизу была пятиугольная площадь, окруженная глухими невысокими стенами, к которым лепились одинаковые каменные сараи. В глубине площади журчал довольно-таки неказистый фонтан, впереди виднелось несколько арок, перекрытых массивными воротами, сзади – рухнувшая решетка, сквозь которую напирали все новые и новые люди. Многие были вооружены топорами, ломами, дубинками и выдернутыми из решетки железными прутьями. К счастью, площадь была довольно просторной.

Луиза наконец поняла, куда ее занесло – Складская площадь! Улица Хромого Цыпленка, где стоял материнский дом, была далеко. У женщины немного отлегло от сердца, но о том, чтобы спуститься и уйти, нечего было и думать – народ все прибывал, и продраться сквозь людскую реку, да еще против течения, было невозможно! Чего же они хотят?

Толпа билась о дальние арки. Удары сыпались градом и на ворота, и на стены. Руки и плечи нападавших болели – то один, то другой отступал, тряся отбитыми руками, освободившееся место немедленно занимал другой. Палки разлетались вдребезги, топоры высекали искры, но ворота были сделаны на совесть. Теперь Луиза не сомневалась – она стала свидетельницей грабежа! Там, за вожделенными арками, хранятся сукно, пряности, выделанные кожи и… вино!

Женщина с нарастающим ужасом следила за штурмующими склады мародерами. Пока она мчалась с толпой, искала выход, соображала, где она, страх не очень давал себя знать, но теперь она не бежала, а смотрела. Здоровенные мужики продолжали, сменяя друг друга, вышибать ворота, но кое-кому это надоело. Человек двадцать набросились на калитку в стене напротив, сорвали ее с петель и устремились внутрь. Видимо, за стеной были жилые дома, потому что грабители очень быстро вернулись, волоча с собой мебель. Что же сталось с людьми? Убежали? Загодя уехали? Погибли? Те, кто ломал створки, побросали это дело и принялись сваливать покалеченные столы, бюро и стулья в огромные кучи. Откуда-то взялись бочки со смолой и дегтем. Вязкая черная жидкость полилась на изысканные секретеры и комоды – разграбленный дом был богатым, очень богатым… Чьим? Кто живет рядом с малыми складами? Луиза не знала, наверное, какой-то торговец. Аристократы в Нижнем городе не селились.

Верткий человек в кожаных штанах принялся сооружать из палок и пакли факелы и раздавать всем желающим. Люди скакали, размахивая бледными дневными огнями, словно какие-то дикари. Первой вспыхнула средняя куча, затем подожгли и другие. Сухое полированное дерево загоралось стремительно, пламя взлетало кверху, обнимая грязно-белую стену, на глазах покрывавшуюся копотью. Кто-то толкнул в огонь бочку со смолой, чуть заметный в солнечном свете пламенный язык взвился выше ворот. Толпа взвыла от восторга и принялась швырять в огонь все, что попадалось под руку. Бывшие поближе сгребали выскакивавшие из костров головни и толкали к воротам, превратившимся в сплошные огненные стены, но все еще державшимся. Человек шесть залезли на приставные лестницы, раньше принадлежавшие трубочистам, и пытались с них забросить горящие доски на крышу склада. Зачем? Если крыша загорится, мародерам ничего не достанется!

Камни и кирпич раскалялись, становясь красными, воздух дрожал, а Луизе казалось, что это качаются стены, дома, печные трубы, флюгера на дальних шпилях. Краска от жара трещала, вздувалась пузырями и лопалась, воробьи и голуби стремительно разлетались из-под карнизов. Некоторые задыхались в дыму и падали вниз под ноги уже ничем не походившим на людей двуногим тварям.

Видимо, в разгромленном доме были богатые погреба. Нырявшие в разбитую калитку грабители возвращались пьяными, размахивая бутылками и колбасами. Они скакали вокруг костров, на них нападали, стараясь отобрать добычу. Потерявшие голову мародеры словно трофейными знаменами потрясали алатскими простынями и холтийскими одеялами. Жар у стены был чудовищный, но толпа не унималась. Обожженные и угоревшие отступали, свежие и здоровые лезли вперед. Всем хотелось пить, кто-то принялся таскать из фонтана воду, но ее расплескивали еще по пути. Прикатили две бочки, вокруг которых немедленно завязалась драка. Драки вообще вспыхивали везде. Какая-то женщина ткнула факелом в лицо кривоногому мужчине, тот с ревом отскочил, в его волосах запутался клок горящей пакли. Женщина, размахивая факелом, затанцевала вокруг разрубленного топорами бюро красного дерева. Через двор безумными прыжками пронеслась кошка и несколько котят, шмыгнули в какой-то лаз и исчезли. Трое обнявшихся простолюдинов плясали, тяжело топая грубыми сапогами, крайний держал в руках бутылку, то и дело к ней прикладываясь. А когда она опустела, швырнул ее в стену, разлетелись осколки, кто-то схватился за окровавленное лицо, танцоры же продолжали как ни в чем не бывало отплясывать.