Ну, конечно, его часто так называли.

– Упырь, тебя на куски покромсают, чтобы изучать каждую молекулу твоего паршивого мяса.

– Это понятно. Где твой дружок, подскажешь?

– Болт тебе на воротник, сраный урод. Пытать станешь?

– Стану. Еще как стану, чтобы узнать – где его найти.

– Лучше не стоит. Я умру от боли, а про вас узнают, когда датчик узнает, что я мертв.

Страховка в виде вживленной аппаратуры? В конце второго десятка Миллениума удивляться такому не стоило, вполне возможно. Если только не…

– Ляжка, правая. – проворчал Семёныч. – Я вырезать не стану. Да и как вырезать-то, там же точно есть система с предохранителями. Попробуем достать – помрет.

– Верно говоришь, боров.

– А если так?

Рикер задрожал и обделался.

– Не больно и мерзко, да? Хочешь, еще кое-чего покажу?

– Успокойся. – Лиза подошла к Рикеру, поморщилась, но оказалась настроена серьезно. – Хочешь жить, Паша?

Паша? Паша лучше Рикера, но звучит мягко и неопасно, понятно, тут захочешь обозваться как-то чуть непонятно и даже сурово, остро и жестко.

– Я не обману. Пойдешь на покаяние, будет тяжело, но останешься жив. И Мрак тебя не достанет, знаешь ведь.

Знает… Настоящие убежища Стражи далеко, в местах, изнутри неброско сияющих чистым золотом Господнего света. Туда если кто и сможет прорваться, то такое… что мир явно будет умирать в корчах из-за Ада, поднявшегося на землю.

– Расскажи. – посоветовала Лиза. – Все расскажи. Особенно, как так вышло с…

С Проводником, понятно. И неважно, как того звали раньше.

blood

point

Вспомни себя, от первой до последней минуты, загляни в себя, окунись, как в воду. Не бойся, обжигает лишь сперва, потом все лучше и лучше. Не получается? Я помогу, не переживай, сделаю как нужно, чтобы стало проще и доступнее. Хочешь, станем открывать вместе файлы твоего жесткого диска, самого лучшего компьютера на свете, спрятанного внутри костяной коробки черепа? Хочешь? Знаю, что очень сильно.

Протяни руку, видишь, вот они уже перед глазами, переливающиеся таким знакомым, берущим за душу, пахнущим прямо как тогда, манящие, сил нет терпеть, верно? Пойдем, пойдем, не бойся. Я просто буду рядом.

Рассказывай, делись со мной, а я просто послушаю и посмотрю…

Слоненок? Какой такой слоненок, не хочу, не над…

Слоненок в бейсболке был мечтой. В смысле, про Сегу-Мега-Драйв-два никто не думал, финансов родителям совсем не хватало, они пришли через полтора года, в девяносто шестом. А в девяносто третьем-девяносто четвертом мечтой был слоненок в бейсболке.

– Деньги есть?

– Нет.

– А если найду?

Тебе тринадцать? Нормально, уже подойдешь как жертва. Решай сам, как быть и что делать. Маленькие городки вошли в девяностые позже Столиц и мегаполисов, но куда увереннее, на форсаже и сразу входя в пике. Никто не спорит, район на район, ПТУ против техникума, школа на школу, но все же были правила. Их не нарушали, нас, десятилетних, как-то раз отпустили семиклассники, даже не надавав щелбанов. Только это осталось там, в СССР, автоматах с газировкой по три копейки и восьмидесятых.

– Попрыгать?

– Охренел, малолетка?

– Да не…

А что оставалось? Вот ты идешь, весь такой спокойный и вовсе даже не крутой, ты же хороший мальчик: брюки, резиновые сапоги, куртка из Вьетнама, ни разу не модная и с шарфом. Раз – ты уже прижат за школой, где зачем-то поперся, идя к бабушке, пятью теми самыми пацанами, что уже курят, пьют за углом из горла за раз ноль-пять, на костяшке запястья пять точек тушью и иглой с ниткой, все в спортивном и кроссовках. Головы еще не бритые, челки направо, а у одного даже крашеная. Хрен редьки не слаще, фиолетово, какая гопота обувала тебя в девяностых – лысая или с модельной стрижкой. Особенно в тринадцать, когда обидно до слез, но плакать ни хрена нельзя, а надо быть пацаном и все такое. Это, вот ведь, страшнее, чем к фашистам в плен… Наверное.

– Ты кто такой ваще?

– Откуда и кого знаешь?

– Ты ровно стой, когда со старшими разговариваешь.

Самые главные вопросы девяностых тогда еще не успели включить самый-самый: ты кто, вообще, по понятиям? Натурально, он появился в конце девяносто четвертого, с первыми стрижками под расческу, расползшимися аки саранча по полю.

Ровно перед старшими? Да класть на таких старших, результат-то уже был очевиден. Лучшее развлечение молодежи середины девяностых было простым: сбить с ног и запинать, прыгая потом всей стаей сверху, отбивая ливер, ломая кости и просто наслаждаясь собственной крутостью. Когда через пару месяцев они сами, либо кто-то из родных попадал в такую же мясорубку, оставалось только пожать плечами.

– Че молчишь?

Самым сложным всегда становится первый шаг. Даже если шаг – это слово. Особенно, когда ты хороший мальчик и материться не любишь. Пока, во всяком случае, ведь детство еще недалеко, как и восьмидесятые. Но ничего, братишка, девяностые тебя быстро научат как правильно.

– Иди в жопу.

Чак Норрис ударом ноги с разворота мог победить почти всех. Кроме Брюса Ли, вернее, Брюсли.

Шварц легко ломал ближайший забор и обломком несущего бревна выносил всех возможных подонков.

Сигал, только-только мелькнувший с «Захватом», тупо ломал руки-ноги-шеи и плевать хотел на сотни тысяч ямайцев, колумбийцев, итальянцев и прочих мафиози.

Простому пацану девяностых самым лучшим раскладом казалось удрать. А если не удрать, оставшись гордо и глупо, то просто скрутиться на асфальте или земле в клубок и закрыть голову. В идеале с балкона орала бабка и грозила никогда не приезжавшей милицией.

Ну, извини, зато ты поделился, спасибо. Обидно было? Было… Думаешь, сейчас не так? Люди меняются? Ну, ладно, давай дальше… Куда, говоришь, отправляли?

Или не отправляли?

Мы вас туда не отправляли.

Знаете, что хотелось, когда услышал? Вернуться назад и написать заявление о нежелании ехать выполнять СБЗ, служебно-боевые задачи, куда там Родина посылала. И чтобы еще кто-то отказался. Желательно – все.

Таджикистан. Северный Кавказ. Дагестан и Чечня. Несколько необъявленных войн, включая вторую чеченскую, что вдруг, просто и незамысловато, стала контртеррористической операцией. Не было войны, ребят, были столкновения.

Нас никто не посылал туда, куда мы ехали добровольно. Любой мог отказаться и его бы просто не взяли, командиры в ДОН были не дураки, понимали, к чему приводит трус, отказник или неположенец там, где стреляют. Ведь иногда АК-74М может крякнуть и в спину.