Так и есть, да-да.

– Сергей Михайлович Чернояров, поручик Нижегородского драгунского полка. Родился при императоре Николае Павловиче, в самом конце. Умер при Александре-Освободителе, тогда же родился заново. Принят в Стражу в самом начале царствования Александра Миротворца, после десятилетней епитемьи в сибирских скитах.

– Ты…

Да, он насквозь темный, насквозь пропитанный давней пролитой кровью, выживший и ставший почти человеком после смерти от разряженных в упор турецких ружей, красиво украшенных серебряными вставками и даже жемчугом. О, это запомнилось также ясно, как белое, как козий сыр в его же руках, лицо самого молодого из абреков, убивших гяура и сбросивших тело в овраг.

Тогда к нему первым успела лиса. Красивая чернобурая лиса, ночью перекидывающаяся в Зугзу, ведьму-калмычку, ушедшую к Гребню еще в наполеоновские времена. Зугза вскормила умирающего, висящего на одном волоске, русского печенью, принесенной в зубах. Чья то была требуха, он не знал. Знал странные слова, знал вкус крови и плоти на зубах, знал странные тени, метавшиеся в зеленом пламени, горевшем без жара и само по себе.

Ведьма не объяснила – зачем так поступила. А он и не хотел знать. Встал, с изумлением рассмотрел и расслышал лес, живущий в ночной тьме, услышал бегущую речушку, рассмотрел каждое перо у козодоя, спрятавшегося меж ветвей. Чуть позже ведьма встала на след и повела его, не понимающего собственных сил, на охоту за убийцами. Тогда-то и вышло рассмотреть красиво украшенное оружие, забранное и проданное позже на рынке Кизляра.

Ведьма носила на себе след кого-то странного, и не Мрака, и не Других из глубокой древности, еще живущих в лесах, скалах и в воде. След этот стал ясен, когда прохлада и мрамор коридоров, звучащих органом, окружили со всех сторон первый раз. Тогда ему пришлось болтаться в петле, где-то в Таврии, на большом хуторе, когда стало невтерпеж и после упокоенных хуторян, решивших вдруг вернуться из могил домой, ему случайно попалась девчонка-дура, решившая гадать на жальнике в Купалову ночь.

Отмеченный Смертью, видевший ее и отправленный назад, он, Сергей Чернояров, воскресал несколько раз. Или несколько десятков раз, кто ж вспомнит все, случившееся почти за два века?

– Эй! – позвала Лиза. – Ты чего задумался?

Удивительное существо женщина, на самом деле. Пластика ее тела ничего по сравнению с пластикой души и мыслей. Напротив – сидит чудовище, пришедшее не за тысячу километров, а за двести лет, но она уже свыклась, уже готова принимать то как есть, лишь бы в толк.

– Какие больницы самые плохие?

– Больницы? – Семеныч посмотрел на него непонимающе.

– Да. В городе их сколько-то да есть. В плохих собирают всех подряд, везут скорыми бомжей, алкашей с наркоманами, просто найденных неизвестных. Какая-то точно считается самой дерьмовой и туда контингента такого толка поступает куда больше. Даже если там могут помогать как всем остальным. Проводник не нанесет удара где-то в морге или анатомичке просто так, он создаст что-то иное, сильное, а его нужно быть кормить плотью. И страхом

Он постучал пальцами, не замечая, что нервничает сам.

– Любой, погибший от передоза, опасен. Любая, спившаяся и умирающая от инфаркта на остановке, страшна. Но еще страшнее обычные, оказавшиеся не в то время и не в том месте. Там кроме страха и боли есть еще и много злости. Ведь такие погибают незаслуженно, а смирение с человеколюбием сейчас в дефиците. Самое то для Проводника.

– И? – Босс Лиза смотрела с непониманием.

– Попробую найти его в таких местах. Пойду по следу, тем более, внутри меня никак не успокоится собственная темнота, ей отыскать Мрак сейчас просто.

– Нас сейчас ищут по всей области, а ты хочешь добраться в город и шляться там? – Семёныч кашлянул. – Как-то оно, знаешь… странно.

– Да ты не удивляйся, а просто подскажи.

Зачем объяснять творящееся внутри его оболочки, давно жившей чьими-то отмеренными сроками и готовящейся оборотиться в давно ожидаемую шкуру настоящего зверя? Ему осталось дня три, потом все, он сам станет дичью для охотников Стражи и Института. Его отыщут быстро, ведь сперва зверь пойдет жрать Других, находя тех где угодно. И эти не подведут, сдадут сразу и еще помогут встать на след чудовища, убивающего всех подряд.

– Пироговка с Семашко. – Лиза пожала плечами. – Нагорная и Пятая чуть лучше, клиники Меда кладут только планово. Есть еще госпиталь ветеранов, но там не принимают всех подряд, кладут по спискам от участковых терапевтов. Ну и Калин… Середавина, там дети.

– Дети нет. – Он мотнул головой. – Тогда адреса и еще… Вшейте мне маяк, следите за ним и если послезавтра не появлюсь – вооружайтесь всем, чем можете, зовите подмогу и ищите меня.

– Тебя? – Семёныч нехорошо прищурился.

– Да. А сейчас не вздумай дурить и выполни просьбы. Твоя самоуверенность во всем этом дерьме виновата не меньше моей слепоты с самого начала.

Он встал. Черт, как же не хочется… а нужно. Тупо нужно, потому что больше никак. Если сдать позиции, будет совсем плохо, Мраку все равно, кого забирать к себе и наплевать на всякие там жизни людишек. Мрак просто хочет выбраться наружу и сделать весь мир самим собой. А ему этого не очень хотелось, если не сказать больше.

Герой? Да куда там, никакого героизма. Судьба подарила жизни на три его собственных, если не четыре. Он делал желаемое с самой юности – защищал людей своей страны, жил в ней, видел все творившееся, не сумев встать под знамена, когда остатки души, разодранной и сшитой заново, черной и багровой, рвались туда.

Ему досталось своя доля. По плечу, как вышло, он вроде бы неплохо справлялся и, хотелось верить, справится дальше. Дойдя, если нужно, до предела. Пугало только одно.

На небеса, поющие голосами ангелов с праведниками, его никто не пустит. В Преисподнюю, с ожидающими кольями, сковородами, раскаленными крюками, ледяным холодом и Мраком – пустить тоже не должны. Все же ему довелось спасать души обычных людей, должно же зачесться?

Он опасался лишь не оказаться в темно-мраморных коридорах, где беззвучно и плавно скользит прячущаяся за белой тканью, скрывающей ее от ненужных глаз. Ему хотелось остаться там, давно, с первого же раза. Пока не получалось.

Выходя из маршрутки, довезшей его до старой больницы, где у корпусов даже виднелись эркеры, стащил с себя личину. Кожаная маска, ждавшая своего часа на дне рюкзака, подалась неохотно, кричала без звука, рвала кожу с волосами. Шарахнувшаяся в сторону молодая мама с двумя детьми побелела, глядя на человека, сдирающего с себя лицо. Правильно, сейчас стоит оказаться подальше.

Стража вряд ли останется ждать его или просто следить за маячком, «выстреленным» пневмо-инъектором в плечо. Но им выбраться в город окажется куда сложнее: посты на подъездах, спрятанные в микрофургонах за машинами ДПС, скрывающиеся в кустах у трассы или не прячущиеся вообще, молча чернея рядом с гайцами, увидел не меньше десяти. Институт взялся перетряхнуть город полностью, вывернуть наизнанку, но найти стражников, убивших так много их людей.