Второй эпизод, который я сумел разглядеть сквозь клубы дыма, наоборот, заставил сердце сжаться от радости и гордости за своих ребят. Наверное, рота немцев обложила группу красноармейцев, которых было не больше взвода. Хотя на этом участке не было немецкой бронетехники, но численное превосходство и опытность гитлеровских солдат не давали нашим ребятам даже шанса уцелеть. Больно было, но я заставил себя смотреть на предстоящую трагедию, чтобы пропитаться ещё большей злобой к фашистской сволочи. Чтобы не жалеть мразей, которых скоро будут кромсать наши гаубичные снаряды. Немцы уже начали скапливаться для решающего броска, когда с наших позиций раздался залп из не менее чем десяти гранатомётов, а затем еще один. Первый раз я видел, как наши бойцы применили переданное польскими союзниками вооружение, принадлежащее ранее их бывшей армии.

Полковник Тадеуш Коссинский рассказывал мне о лёгких 46-мм гранатомётах образца 1936 года, которые ему удалось спрятать вместе с другим вооружением полка. Этот потаённый склад был создан на одном из хуторов, перед тем как его полк перешел в советскую зону оккупации, где он и был интернирован вместе со своими солдатами. Естественно, я попросил полковника передать нам часть этого оружия, ведь нужно было вооружать многочисленных освобождённых пленных красноармейцев. Моя просьба была Тадеушем удовлетворена. Вот так и попали польские гранатомёты в полк Ломакина. И надо сказать, в увиденном мною эпизоде боя польские гранатомёты показали себя великолепно. Не менее половины немецких солдат были выведены из строя, а остальные, отстреливаясь, начали отходить под защиту своих танков. А затем на позиции полка Ломакина опять посыпались дымовые шашки. Под прикрытием всё уплотняющейся дымовой завесы немцы начали выводить свои обескровленные подразделения из боя. А пощипали немцев ребята подполковника Ломакина изрядно. Насчёт живой силы, конечно, было непонятно, но вот бронетехники вернулось хорошо если половина.

После отхода немцев артиллерийский обстрел глубины обороны нашего полка гаубицами прекратился, стало намного тише, но миномёты продолжали работать по опорному пункту. Дым тоже начал рассеиваться и вскоре я увидел ужасные последствия атаки немцев – все позиции противотанковых пушек были растерзаны, а сами орудия вдавлены в землю. Итак, у полка Ломакина остались против танковых атак только батарея трёхдюймовок, несколько 37-мм автоматических зенитных пушек и польские противотанковые ружья. Сколько осталось зениток и противотанковых ружей, я не знал – вчера вечером было четыре автоматические зенитные пушки и двенадцать ружей. Ясно было, что ещё одной такой атаки полк не выдержит.

Я глянул на часы, было 9-56, самолёты Черных должны были появиться через час с небольшим. Вот тогда я и собирался отдать приказ открыть огонь артиллерийским полкам РГК. Хотя мне хотелось отдать этот приказ прямо сейчас. А что? Немецких самолётов не было, а когда они появятся, то уже подойдёт срок прилёта истребителей Черных. Немцев перед позициями полка Ломакина скопилось уже довольно много, и гаубицы могли работать весьма эффективно.

Мои сомнения разрешились довольно быстро, связь восстановилась, по-видимому, немцы отключили свои глушилки, и с НП связалась разведывательная группа, отслеживающая перемещение по шоссе вблизи Соколув-Подлески. Разведчики сообщили, что в сторону Острув-Мазовецка движется большая колонна немецкой техники. У грузовиков, бронетранспортёров и штурмовых орудий на бортах нарисованы эмблемы дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Как тут было начинать операцию, если в наш капкан забиралась такая жирная добыча. Прихлопнуть две дивизии одним ударом – это была фантастическая удача. Вот я и не стал отдавать распоряжения на начало операции, а вместо этого приказал радисту установить связь с полком Ломакина. Через пять минут он доложил, что связь установлена и сейчас к рации подойдёт подполковник Ломакин. Но только я взял у радиста наушники, как фашисты опять включили глушилки. Наверное, переговорили по рации с теми, кто им нужен, и опять сделали радиоэфир недоступным для нас. Логично действуют, сволочи – не оставляют шансов обороняющимся на помощь.

А ещё через полчаса обстоятельства подтвердили, что никогда нельзя спешить и руководствоваться даже самыми благими намерениями. Немецкие самолёты вынырнули неожиданно и с ходу начали бомбить многострадальный полк Ломакина. Понятно, что было бы, не появись колонна эсэсовской дивизии, и я, желая помочь полку Ломакина, отдал приказ начать операцию – всё наступление пошло бы насмарку. Немцы разбомбили бы вдрызг гаубичные артполки, затем уничтожили остатки полка Ломакина. Думаю, что подошедшие ночью подразделения 7-й ПТАБр не смогли бы сдержать напор двух немецких дивизий, и те вышли бы на оперативный простор. И всё, немцы, зайдя в тыл нашим передовым дивизиям, быстро бы их потрепали и обескровили, а потом уничтожили, как задавили механизированную группу Половцева. И на последнем этапе боя не помогло майору наличие в его группе тяжёлых танков Т-34 и КВ. Закидали с самолётов бочками с горючей смесью и сожгли наши лучшие танки вместе с экипажами.

Между тем к эскадрилье Ю-88, бомбившей позиции полка Ломакина, прибыло подкрепление. Ещё одна эскадрилья, и теперь она вываливала на головы моих ребят не бомбы, а эти чёртовы бочки с горючей смесью. Вскоре на месте опорного пункта полыхал огонь. Как будто на месте окопов разверзлась земля и возникло жерло громадного вулкана. Но фашистам этого было мало, и к летающим дьяволам на подмогу прилетела ещё одна эскадрилья убийц. И на всё это ужасное зрелище с интересом смотрели зрители, и их становилось всё больше и больше. Начала прибывать техника эсэсовской дивизии, и на многие крыши грузовиков, башни штурмовых орудий и САУ вскарабкивались новые зрители. По жестам немцев можно было понять, что им очень нравится зрелище расправы над русскими.

Через пять минут им перестало нравиться. Начали гореть и падать уже немецкие самолёты. Наконец-то прилетели истребители Черных. В основном это были «мессершмитты» с красными звёздами на крыльях, но было и семь МиГов.

Бойня началась страшная, на выручку своим бомбардировщикам пришли истребители прикрытия. Их было не так уж и много, наших истребителей было больше. Поэтому часть истребителей Черных продолжали клевать немецкие бомбардировщики, а остальные закрутили хоровод с «мессерами» люфтваффе. В глазах рябило от кульбитов летающих акробатов. Было непонятно, кто же побеждает в воздушных боях. Одно дело, когда схватывались «мессершмитт» и МиГ, а другое, когда два «худых». Нужно было суперзрение, чтобы разглядеть звёзды на крыльях одного из них. Зрители на крышах машин это тоже не понимали, может быть, поэтому продолжали наблюдать за схваткой, не пытаясь сесть в свои машины и покинуть это проклятое место. Вся эта катавасия продолжалась минут десять, пока небо не очистилось от самолётов с крестами на крыльях.

Всё это время немецких машин становилось больше, они уже стояли в четыре ряда вдоль шоссе. Между колонн плотно стоящей вдоль обочин немецкой техники еле-еле мог проехать автомобиль. Ждать дальше подхода подразделений немцев было опасно, вдруг у них найдётся умная голова, которая почувствует опасность и скомандует покинуть это место. Я посчитал, что мышеловка была уже полна, и пора прихлопнуть эту добычу. Поэтому взяв трубку полевого телефона, скомандовал командирам артполков в 12–20 открывать огонь.