– Юрий Филиппович, дивизия всё сделает, чтобы не допустить немецкие бомбардировщики до позиций гаубичных полков в районе города Острув-Мазовецка. Завтра я брошу все истребители на выполнение этой задачи. Но силы у нас совсем небольшие, и если люфтваффе серьёзно возьмётся за поддержку наземных сил, то мы слишком долго не сможем противостоять немцам.

– Понятно, Петрович! Если у тебя не хватает сил держать воздух всё время проведения операции, то нужно гарантированно очистить небо над гаубичными полками хотя бы на час-два. Давай договоримся, что все твои истребители появятся над позициями гаубичных артполков в 11–00. Гаубицы до этого времени будут молчать, и надеюсь, немцы не заметят замаскированные позиции артполков. Всё их внимание будет сосредоточено на полке Ломакина. Он тормознёт немецкую дивизию, и фашисты наверняка застрянут перед достаточно мощным узлом обороны. Без поддержки авиации они, естественно, его штурмовать не будут. Пока то да сё, наступит одиннадцать часов, и твои истребители закроют небо над местом засады. Конечно, бомбардировка позиций полка Ломакина может начаться раньше, но что же, отсидятся ребята в окопах. Бойцы у подполковника крепкие, думаю, не дрогнут под бомбами. Да и пару наземных атак немцев, думаю, тоже выдержат.

Обсудив еще несколько вопросов по взаимодействию 9-й САД с наземными силами, я сеанс связи с авиадивизией завершил. Я расслабился в ожидании, когда установится связь с 7-й танковой дивизией. Борзилова тоже следовало предупредить, что завтра он может не рассчитывать на авиационную поддержку. Тяжело, конечно, там ребятам без воздушной поддержки, но кому сейчас легко. Сейчас все силы нужно направить, чтобы достойно встретить подходящие немецкие резервы. Если раздолбим эсэсовскую дивизию, то этим мы и Борзилову поможем. Не будут уже так резво прыгать на его дивизию – поостерегутся. Углубившись в эти мысли, я не сразу отреагировал, когда в отсек броневагона, где находилась радиорубка, предварительно постучав, вошёл красноармеец в форме железнодорожных войск НКВД. Сначала я посмотрел на него недоумевающе, а когда он начал говорить, понял что это часовой из парного наряда, охраняющего броневагон, где располагалась радиостанция. Только через какое-то время мой мозг воспринял слова красноармейца. Оказывается, три человека, одетые в польскую военную форму, просили аудиенции у генерала. По тому, как красноармеец тщательно выговаривал слово «аудиенция», было понятно, что оно ему совершенно незнакомо и чуждо. «Интересно, что это за поляки и зачем я им нужен?» – подумал я, встав и направляясь к выходу из броневагона. Приглашать визитёров подняться в бронепоезд не стал, это было бы нарушением моего собственного приказа – никого посторонних ближе чем на десять метров к вагонам не подпускать.

Выбравшись из вагона, я обалдел, встретившись взглядом со своим, можно сказать, боевым братом. На меня, улыбаясь, глядел Ежи Топеха. Вот ради него я бы нарушил свой собственный приказ, да и второго поляка, а это был полковник Тадеуш Коссинский, тоже можно было пригласить на чай в бронепоезд. Но вот третьего, тоже в форме полковника польской армии, я не знал и, если честно, мне не понравились его глаза. Поэтому я решил никого не приглашать в бронепоезд, а поговорить с поляками на улице, тем более вечер был прекрасный, не было той духоты, которая постоянно присутствовала в броневагоне. А ещё в компании польских союзников присутствовал лейтенант Кащеев из железнодорожного полка НКВД. Его я недавно назначил комендантом станции, по-видимому, он и привёл поляков к бронепоезду.

Подойдя к полякам, я пожал каждому из них руку, а Ежи ещё и похлопал по плечу. После этих ритуальных приветствий незнакомый поляк представился полковником тридцатой дивизии Станиславом Дзибальским (как обычно переводчиком служил Топеха). Ежи мне также сообщил, что полковник в настоящий момент является командующим Армии Крайовы в Мазовецком воеводстве. Под его командованием находятся отряды общей численностью бойцов 1820 человек. На вооружении имеются 13,2-мм тяжелые пулемёты «Хотчкис», 40-мм пушки «Бофорс» и даже пять бронеавтомобилей «Урсус». Всё это вооружение именно полковник сумел сберечь, когда польская армия потерпела поражение и развалилась.

Я, конечно, всю эту информацию выслушал с интересом. Полковника похвалил за предусмотрительность и патриотизм, но в конце своей речи задал вопрос:

– Господин Дзибальский, я так понял, что ваши отряды готовы принять участие в общей борьбе против фашистских оккупантов? Я это приветствую, а как командующий 10-й армии готов согласовать с вами участок фронта, на котором вы будете воевать с гитлеровцами.

После моих слов началось интенсивное пшиканье между поляками, которое прекратил Ежи Топеха, сказав уже мне понятными словами:

– Господин генерал, Армия Крайовы, конечно, готова участвовать в общей борьбе с тевтонами, но сейчас речь не об этом. Полковник Дзибальский просит вашего согласия, чтобы его отряды вошли в город Острув-Мазовецка. Как ему стало известно, русские войска, занявшие Острув-Мазовецка, в настоящий момент из него вышли и оборудуют укреплённые позиции в пяти километрах от города. В Острув-Мазовецка опять начинают поднимать головы коллаборационисты, которые уверены, что скоро тевтоны снова займут город. Армия Крайовы готова подставить плечо русской армии и обеспечить спокойствие в её тылу.

Мне сразу стало всё понятно – хитрые поляки как обычно хотят, не понеся никаких жертв, получить кусок пирога. Ясно же, что тот, кто станет хозяином в первом освобождённом, относительно большом польском городе, в дальнейшем может рассчитывать на хорошие политические дивиденды. Но мне на эти политические игры поляков глубоко наплевать, а вот спокойствие в тылу это важно. Поэтому я не раздумывая заявил:

– Да ради бога! Пускай отряды этой вашей Армии Крайовы занимают город. Только я хочу предупредить, что по сведениям нашей разведки к городу движутся свежие немецкие части. Поэтому наш полк вышел из города и готовит оборонительный рубеж. Немцев-то он удержит, но вот авиация фашистов, вполне вероятно, начнёт бомбить не только окапавшийся полк, но и город. Средств ПВО у нас недостаточно, чтобы обеспечить безопасность всего города, поэтому вооружённым подразделениям лучше пока в него не заходить. Если в Острув-Мазовецка не будет войск, то немцы вряд ли будут расходовать бомбы и ресурс самолётов на мирный город.

Пространство вокруг меня опять заполнили шипящие звуки – поляки начали оживлённо переговариваться между собой. Минуты две раздавалось пшиканье, но наконец Ежи разродился понятными русскими словами:

– Полковник Дзибальский уверяет, что отряды Армии Крайовы способны оградить город от бомбардировок. ПВО его отрядов очень сильное – семь 40-мм автоматических зенитных пушек «Бофорс», пять счетверённых и семь спаренных тяжёлых пулемётов «Хотчкис» калибра 13,2 мм. Расчёты у этих зенитных систем опытные, не один год прослужившие в польской армии.

Хотя меня и впечатлила сила ПВО этих, можно сказать, партизан, но я продолжал убеждать поляков не лезть на рожон. Зачем? Лучше это оружие и подготовленных бойцов использовать по-умному, например, организовать засаду какой-нибудь немецкой колонне. Но все мои слова уходили в пустоту. Этот Дзибальский был уверен, что если его отряды займут город, то он станет первым парнем на деревне (Польше). А от одной-двух эскадрилий его парни, имея такое вооружение, отобьются. Убеждать этого самоуверенного пана было бессмысленно. Да, может быть, и действительно отобьются? «Бофорс» пушка отличная, у меня ещё с Финской войны сложилось о ней очень хорошее мнение. О качестве пулемётов «Хотчкис» я, конечно, не знал, но ничего плохого об этих изделиях французской оборонки не слышал. А общался я по вопросам качества иностранного вооружения со многими специалистами. Так что если у поляков действительно хладнокровные и опытные солдаты в расчётах зенитных систем, то они действительно смогут закрыть небо над городом.