— Готовься, русский… — упрямо хрипел командировочный, явно не понимая, что происходит. — Тебе нужно много вспомнить…

Есть психи с невероятной жизненной силой, навидался я таких, очень трудно бывает их остановить. Тем более, если псих еще и под дозой. Врач резко усилил давление на болевые центры, чуть ли не соединив свои пальцы, и тело обмякло, расстелилось по земле.

Тело было бугристым, бесформенным, такое бывает у природных силачей; всегда жаль, когда столь мощный агрегат выходит из-под контроля. Я подтянул к себе валявшийся рядом фикус. Ствол у растения был хлипкий, зато горшок увесистый — настоящая булава. Я размахнулся и обрушил это оружие на голову идиота.

— Зачем, — улыбнулся старик, распрямляясь. — И так справились.

Пластиковый горшок остался цел, даже земля не просыпалась, вот только ствол деревца треснул, да еще сломалось несколько мясистых листьев. Нежным существом был этот их фикус, нежнее головы зверя… Когда Вивьен подбежал, я уже поднимался с колен, а поверженный враг корчился у нас под ногами. Я едва успел отбить в сторону руку с пистолетом и снова прокричал:

— Не стреляй, все в порядке!

Глаза у моего друга были совершенно ненормальные, метались, как шарик в игровом автомате. Ей-богу, выстрелил бы, дурак. Нервишки, товарищ мичман.

— Отставить! — каркнул я в самое его ухо. — Зачехлить носовые пушки!

Зрители вокруг стояли, как статуи — совершенно белые и каменные. Забывшие закрыть рты. Вменяемыми оставались только я и главврач местной амбулатории, значит нам и работать. Для начала я, не спрашивая разрешения, сорвал с пояса Дрды наручники. Одним браслетом я прихватил командировочного за запястье, потом согнул его ногу в колене, завел руку ему за спину и застегнул второй браслет уже на лодыжке. Крест-накрест, рука к ноге. Способ называется «гамак». Лодыжка у него была крупной, мясистой — не желала помещаться в оковах, — но я выставил на замке максимальный размер и поднажал. Сегодня я был безжалостен. Бешеное животное требовалось стреножить, да и наручники, сделанные из специальных материалов, имели замечательное свойство налезть хоть на дуб, не повредив коры.

А потом я вывернул карманы пленника…

— Что это? — спросил Вивьен, овладев собой.

— Молящаяся Дева, — сказал я севшим голосом. — Кулон, который носила покойная сеньорита Вардас.

Я положил предмет ему на ладонь. Вивьен ошалело сдвинул форменную панаму себе на затылок, разглядывая находку, и сказал:

— Так.

Это точно. События дали такой вираж, что дух захватывало. Улика меня мало интересовала — я разглядывал убийцу, не в силах оторвать взгляд. Человек-Другого-Полушария. Вот тебе и случайный знакомый, ненавидевший коммунистов, зато любивший русское порно. Случайный ли?

Кроме Молящейся Девы в его кармане был еще один предмет — видеошар с очередными комиксами. Ярлычок фирмы «Масс-турбо». Я с отвращением прочитал название: «Генераторы поллюций»… Опять русское порно, опять «Масс-турбо». И охотники за Жиловым, и охотники за Холом-Ахпу предпочитают продукцию одного и того же издателя — еще случайность? Генераторы поллюций — на полную мощность… Эй, брат Феликс, ты в одном вольере воспитывался с этим бегемотом? Отчего у вас такие схожие эстетические пристрастия? Ах, да, вы же все у нас — из другого полушария…

— Он что, кулон повсюду с собой таскал? — с ненавистью произнес Вивьен, доставая радиоселектор. — Он что, кретин?

Воистину, плохо быть кретином, я был полностью согласен. Командировочный протяжно застонал, приходя в сознание — каким счастьем было слышать его стон и видеть его асимметричное, помятое рыло. Ему было больно, это восхитительно. Я вынул кулон из руки Дрды и поднес к лицу мерзавца:

— Что это у тебя за безделушка, парень?

— Святая заступница незамужних женщин, — ответил он с неописуемым отвращением.

— Да я не о том, — сказал я. — Где взял?

— У невесты, — был немедленный ответ.

Пока возбужденный начальник полиции вызывал по рации подмогу, я устроил пленника на нижней ступеньке, чтоб ему удобней было разговаривать, присел рядом на корточки и продолжил беседу:

— Э, так у тебя есть невеста?

— Невеста наказана, — сказал он и сипло заплакал.

Две маленькие слезинки застряли на его рыхлых щеках.

— За что наказана твоя невеста? — ласково спросил я.

В придачу к слезам, из носа убийцы тоже потекло, но некому было подтереть ему сопли.

— А то ты забыл! — дернулся он. — Со всеми крутила, с ур-родцами, с такими, как ты, а со мной — проти-ивно! Со мной — даже словца поганого было жалко…

Дрда, закончив переговоры, молча слушал и пока не вмешивался.

— Ну хорошо, а украшение-то зачем было отбирать?

— А зачем бабе, которая вышла замуж, нужна «заступница незамужних женщин»?! — Клиент сильно возбудился. Разума совсем не осталось в его поросячьих глазках.

— Может, безделушка твоей невесте просто нравилась?

— Сам ты безделушка! Как она посмела носить амулет, если у нее был любящий жених? Да, любящий, и нечего ухмыляться! Натуралисты, натуристы — один хрен! Нечего пялиться, ты, мясо, я таких, как ты, на шампуры накалываю и перцем посыпаю… Эй, вы там, я отказываюсь говорить с этим! Отказываюсь!

Он плюнул, но ни в кого не попал — школа не та. Вивьен вошел в поле его зрения и спросил:

— Значит, она вышла замуж?

Мужик сопел некоторое время, кося на меня бешеным глазом. Потом подтвердил:

— Вчера.

— За кого? — буднично уточнил Вивьен.

— За кого? — удивился командировочный. — Если есть я, то за кого? Если есть я! — он успокоился. Он мечтательно поиграл бровями. — Я сам надел любимой обручальное кольцо, сам благословил, сам отнес ее на ложе…

— Сам заткнул ей рот салфеткой, чтобы не визжала, — прибавил я. — Как твою невесту звали, ты хоть знаешь?

Вопрос поставил животное в тупик. Оно задумчиво пожевало губами, пошмыгало носом и вдруг обиделось. Смена его настроений была поразительной — истеричный вопль пронесся над лужайкой:

— Мое — не твое, ты! Я отказываюсь говорить!

Наш «гамак» скатился со ступенек на траву, лягая воздух свободной ножищей, он пытался схватить кого-нибудь растопыренной пятерней, бил головой в землю, рычал:

— Ты — с ней, а сам улыбочки мне строишь, мораль читаешь… Главное, тайком!.. Натуралисты, натуристы — один хрен! Я — парень без закорючек! Видал я раньше мерзость, но ты, ты…

Мы держали его втроем — и не могли удержать. Узловатое, скрученное из толстых жгутов тело рвалось куда-то, наручники калечили сцепленные крест-накрест конечности, и тогда академический врач опять захватил своей клешней зону его шейных позвонков, но я попросил: «Подождите, может он еще чего скажет…», а потом вдруг словно выключатель сработал, словно вилку из розетки вытащили, и бешеная пляска превратилась в агонию. Человек неистово зашептал: «Отказываюсь говорить… отказываюсь…», — все тише и тише. «Отказываюсь… отказываюсь…» И замер, согнувшись крючком. Лоб его прорезали две большие морщины, пальцы продолжали непроизвольно шевелиться.