А вот почерк у господина Скребутана решительно не изменился…

Шаги у нас получались звучными, объемными — оттого, что пол был выстлан базальтовой брусчаткой. Подземный ход вообще мало походил на путь в могилу; был он настолько просторен, что я мог перемещаться, не кланяясь каждой арке. Светильники-таблетки, расположенные в перекрестиях сводов, давали достаточно света. По стене тянулся плоский короб вентиляции. Поблескивали глазки телекамер, пристально следя за порядком. Сводчатые потолки были защищены гидроизоляционным покрытием, а стены были обшиты пластиковыми панелями, чтобы ничего тут не плесневело и не подтекало.

Так кто же все-таки на самом деле хочет убить безобидного туриста Жилова, подумал я, дыша в затылок старого друга. Иллюзорность обстановки очень не способствовала здравости мыслительного процесса.

— Куда ведет эта нора? — спросил я.

Ощущался едва заметный наклон вниз.

— В шестнадцатом веке доходила до катакомб, — ответил Скребутан.

— Примерно пять километров? — сориентировался я. — Впечатляет.

— Какие пять, там давно все обвалилось, — сказал он равнодушно. — Известняк — не главная статья городских доходов. Но ты, я надеюсь, все равно шокирован?

— Чем?

— Нашими тайными фортификациями.

— Я предполагал увидеть что-то в таком роде, когда меня отконвоировали к руинам, — сказал я. — Не предполагал только тебя здесь встретить.

— Без меня никак, — расстроился он. — Как же без меня, если я здесь босс.

На полу и в стенах появились звукопоглощающие включения, гасящие эхо. Голоса тут же потеряли романтическую гулкость.

— И что ты здесь прячешь? — спросил я.

— Деньги, — сообщил Стас шепотом. — Мы с тобой в центральном денежном хранилище, в узловом объекте Национального Банка. Страшный государственный секрет, между прочим.

— Тогда понятно, — сказал я. — Наверху охрана, внизу телекамеры… Властелин подземелий.

— Телекамеры? — встрепенулся он. — Где?

Я показал. Скребутан остановился и вдруг закричал:

— Подглядываем? — Он снял очки, заглянул прищуренным глазом в самый объектив и решительно заявил. — Это не я. У вас там пылинка.

Он сорвал с моей головы кепочку и накрыл ею камеру. Умный человек дурачился — тяжелое было зрелище.

— Я себя неуютно чувствую перед телекамерой, — азартно пожаловался он, — потому что я за это ничего не получаю. Где, спрашивается, гонорар? Нет, я согласен только на фотоаппарат.

Если Стас шутил, значит, дела обстояли не очень хорошо, но если он дурачился, значит, дела шли из рук вон плохо; впрочем, насчет хранилища было сказано всерьез, ибо друг мой расстегай позволял себе шутить на любые темы, кроме финансовых, он всегда питал к деньгам особые чувства, чистота и святость которых сделали его в свое время бухгалтером, а после революции, вероятно, тропа этой бескорыстной любви и вывела его в топ-менеджеры. Вернув свой головной убор на место, я сказал:

— Деньги, как хорошее вино, должны настояться в погребе, иначе они не приобретут целительной силы. И что, все деньги в твоем подземелье — волшебные?

Господин Скребутан молча надел очки и молча посмотрел на меня. Мы отправились дальше и, лишь прошагав несколько метров, он мне ответил — вроде бы возразил:

— Деньги — как вода, вкуса не имеют. Все-таки мы хорошо поработали, согласись.

Я согласился:

— Трепет душу охватывает.

— Душа, — сказал Стас задумчиво. — Дело не в душе, а в возрасте. Если есть еще силы, ты что-то пытаешься сделать, а когда сил не хватает, тогда остается ручка, бумага и письменный стол.

— Это вызов? — осведомился я. — Тебе тоже не нравятся писатели?

— Ой. Извини, — легко улыбнулся он. — Я ничего не имею против писателей. Народу нужны хорошие детско-юношеские книги, которые дают подрастающему поколению образцы того, как нужно идти к цели — прямым путем, иногда рискуя жизнью…

— Хорошие детско-юношеские книги — это мои? — растрогался я. — Высокая оценка.

— Космос, цивилизация, чужие, — со вкусом произнес он. — Романтика. Так и хочется поверить, что это было на самом деле.

— Это было на самом деле, — сказал я.

— Но этого мы не знаем, — пожал он плечами. — Некоторые книги позволяют любому двоечнику и разгильдяю, лежа на диване кверху пузом, испытывать те же чувства, которые испытываешь, например, прикасаясь к древнему манускрипту или любуясь только что выведенной цепочкой формул. Вот в этом, по-моему, гораздо больше волшебства, чем в наших деньгах.

— Бог с ними, с книгами, — сказал я. — Лучше объясни, зачем все это? — Я показал на уходящий вдаль коридор.

— Режим секретности? — участливо спросил он.

— Избирательность чуда, — сказал я. — Когда волшебство — не для всех, оно колдовство, и есть в этом что-то неприятное, несправедливое. Зачем?

— Хорошим людям нужно помочь, слишком много здоровья у них уходит на поддержание душевного равновесия, — объяснил Стас. — Хороший человек должен жить долго.

— Как Ульянов-Ленин, — кивнул я ему в спину.

— Это политическая провокация? — осведомился он, коротко глянув назад.

— Нет, просто я сегодня уже слышал точно такую же фразочку. По-моему, хороший человек — всего лишь тот, кто не совершает дурных поступков. Этого достаточно. И что там у него в голове, то ли гордыня, то ли просто глупость — никого не касается.

— Всегда так, — сказал он с неожиданным раздражением. — Стоит только появиться хоть каким-нибудь результатам, обязательно приезжает кто-то, кому подавай вселенскую справедливость… — Он вдруг споткнулся.

— Scheisse![19]— непроизвольно вырвалось у него.

— Уймись, — развеселился я. — Ты меня с кем-то спутал, я, кажется, тебя всего лишь о ваших деньгах спрашивал. Почему, собственно, деньги? Во все века они были синонимом алчности, средоточием греха, в лучшем случае — всеобщим эквивалентом, а вы тут рождественские гирлянды из них скручиваете. Какой в этом скрытый смысл?

Он поправил съехавшие с носа очки, размышляя над ответом.

— По-моему, никакого скрытого смысла, Мак. Деньги — самое удобное средство. У нас не было времени подыскивать другое.

Он звал меня «Мак», а не «Макс». Еще со времен интерната.

— Абсурд на службе перевоспитания, — сказал я. — Средство от чего?

— Не «от», а «для». Представь себе уникальный механизм, где каждый элемент энергетически связан со всеми остальными. Это и есть деньги. Так почему бы не использовать уже готовую систему, чтобы соединить с ее помощью и людей? В единый здоровый организм.