Подобные просьбы постоянно высказывались и в дальнейшем. Куда и как направлялось это пополнение, дает представление типичная для тех дней телеграмма за подписью начальника ГУПП: «Военсовет 22 армии. Ершакову, Леонову. 6 июля в 3 часа 35 мин. из Москвы эшелоном № 6/148 в ваше распоряжение отправлено пять рот политбойцов для укрепления политико-морального состояния частей. В каждой роте по 193 человека коммунистов и комсомольцев, в т. ч. рядовых — 81, младших командиров — 13, политработников — 4, комсостава — 5. Роты влить в наиболее нуждающиеся полки равномерными группами. Разъяснить прибывшим их задачи. Донесите, что сделано и результаты». Аналогичные телеграммы пошли и в 21,4, 20-ю армии.

Как опытный журналист, армейский комиссар 1-го ранга позаботился об укреплении фронтовой газеты «Красноармейская правда», назначив туда «литераторами-писателями» Вадима Кожевникова, Михаила Матусовского, Константина Симонова, Алексея Суркова. Существенной реорганизации подверглась фронтовая газета на немецком языке, рассчитанная на противника.

К репрессиям, нагнетанию страха перед жестокими наказаниями член Военного совета Западного фронта прибегал, повторимся, часто. Но и он не мог не понимать, что, образно говоря, кнут более действенен в сочетании с пряником. Большинство частей, командиров и бойцов не бежали, а стояли насмерть, переходили в контратаки, проявляли исключительное мужество и отвагу, которые замечал и чрезвычайно скупой на похвалу Мехлис. Не случайно уже 8 июля вместе с Тимошенко он обязал командующих армиями фронта срочно, прислав донесения самолетом, представить отличившихся к государственным наградам.

Как это нередко случалось у Льва Захаровича, плодов своего труда ему увидеть не пришлось. 10 июля 1941 года решением ГКО были созданы промежуточные органы стратегического руководства — главные командования войск направлений, в том числе Западного. Последнее возглавили руководители Западным фронтом. Исключение составил только Мехлис: 12 июля он был отозван в Москву.

К этому времени, то есть за три недели войны, фашистские войска продвинулись на западном направлении от 450 до 600 км. 10–12 июля противник сломил сопротивление наших обороняющихся частей в районе Витебска, южнее Орши и Могилева и стал быстро продвигаться в сторону Смоленска. Во всей полосе Западного фронта развернулось гигантское Смоленское сражение.

Арест генерала армии Павлова и других руководителей фронта кардинально обстановку не изменил и изменить не мог. Если бы Сталин был последователен, он, учитывая, что перелома на фронте достичь не удалось, должен был поступить с Мехлисом так, как он обошелся с бывшим командованием фронтом. Но в том-то и дело, что начальник ГУПП был послан туда с иной миссией. Вождь руками своих присных добивался вполне определенной цели — продемонстрировать военным кадрам тяжесть и неотвратимость верховной кары, показать, что и с началом войны устои власти остались прежними. И судя по всему, Сталин уверился, что эта цель на Западном фронте его эмиссаром достигнута.

Потому с похожей миссией Мехлис направлялся вождем и на другие фронты. Заметной вехой в его деятельности в качестве уполномоченного Ставки ВГК стало пребывание с 9 сентября 1941 года на Северо-Западном фронте вместе с заместителем председателя Совнаркома СССР Булганиным и генералом армии Мерецковым. Ключевой фигурой среди них следует считать именно Мехлиса: Булганин досрочно вернулся в Москву, а Мерецков, для которого эта поездка была первой после освобождения из заключения, уже 17 сентября получил назначение на Волховский фронт. Лев Захарович же пробыл здесь дольше всех, до 2 октября 1941 года, замыкая на себя исполнение важнейших полномочий.

Направление сюда Ставкой своих представителей вовсе не было случайным. Еще в июле 1941 года Верховный главнокомандующий резко отреагировал на донесение командования Северо-Западным фронтом об отходе войск и оставлении городов Острова и Пскова: «Истребительные отряды у вас до сих пор не работают, плодов их работы не видно, а как следствие бездеятельности командиров дивизий, корпусов, армий и фронта части Северо-Западного фронта все время катятся назад. Пора это позорное дело прекратить… Командующему и члену Военного совета, прокурору и начальнику 3-го управления — немедленно выехать в передовые части и на месте расправиться с трусами и предателями».

Однако никакими грозными окриками невозможно было в одночасье свести на нет преимущества, полученные противником в начале войны. Наши войска продолжали отступать, 15 августа оставив Новгород. Отступление тем не менее не было пассивным. Более того: закрывая путь на Ленинград, 34-я армия и часть сил 11-й армии Северо-Западного фронта при активной поддержке фронтовой и дальнебомбардировочной авиации нанесли внезапный контрудар из района юго-восточнее Старой Руссы в северо-западном направлении.

К сожалению, как это нередко случалось в начале войны, контрудар 34-й армии не был достаточным образом подготовлен: острый недостаток ощущался, прежде всего, в авиации и средствах противовоздушной обороны. Веских контраргументов встречному удару противника, сумевшему быстро перебросить в район Старой Руссы танковые, моторизованные и авиационные части, не нашли. В результате, как докладывал Сталину член Военного совета 34-й армии бригадный комиссар И. П. Воинов, к 20 августа она, «потеряв больше 50 % убитыми и ранеными, была настолько деморализована, что побежала беспорядочно». Армия потеряла почти всю артиллерию, из 86 тысяч человек в строю к 28 августа осталось, согласно этому донесению, лишь около 20 тысяч.

«Нужно сказать, — писал по этому поводу бывший командующий фронтом генерал армии П. А. Курочкин, — что незавершенность контрудара наших войск под Старой Русой объясняется не только слабым их прикрытием с воздуха, но и тем, что управление соединениями, особенно в 34-й армии, оказалось далеко не на должной высоте».

В результате и родилось решение Верховного главнокомандующего, потерявшего веру в местное военное руководство, жесткой рукой своих уполномоченных обеспечить благоприятный перелом на этом направлении.

Первое донесение Верховному главнокомандующему Булганин, Мехлис и Мерецков отправили на следующий день после прибытия на Северо-Западный фронт. Обстановку, сложившуюся здесь, они оценили как «крайне неблагополучную». В результате нового прорыва немцев 8 сентября был захвачен Демянск, противник, распространяясь на север, вышел на тылы 27, 34 и 11-й армий. Создалась угроза Валдаю и тылам Новгородской оперативной группы. Между тем фронт был ослаблен: большинство дивизий крайне малочисленны, отсутствовали танковые части. Остро требовались хотя бы танковая бригада и три батальона и одна свежая стрелковая дивизия. «Командующий фронтом Курочкин (лишь за две недели до этого сменивший генерал-майора П. П. Собенникова. — Ю. Р.) еще не овладел обстановкой. Штаб фронта (его возглавлял генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин. — Ю. Р.) не знает точного расположения дивизий и их действий», — завершали уполномоченные Ставки свой доклад.

Обстановка настоятельно требовала стабилизировать линию фронта, укрепить позиции и не дать врагу пробиться к Вышнему Волочку, откуда он мог бы обойти советские соединения, стоявшие у реки Волхов. Больше всего прибывших из Москвы, по воспоминаниям Мерецкова, тревожил левый фланг 11-й и весь участок 34-й армий. С одной стороны, именно здесь, в сравнительно сухом месте на пути в Крестцы, Валдай и Бологое, можно было с наибольшей вероятностью ожидать очередного удара немцев. А с другой — у штаба фронта как раз с командованием 34-й армии и не было связи.