– Пусть мы выберемся – что нам делать потом? – проворчал Рацио.

– Я знаю, где мой папа, – сказала Кэй. – Отвезите меня в Париж. Нам всем надо туда. Отвезите. Флип нас выведет, а я найду папу.

Крепко держа Элл за руку, Кэй вошла в середину маленькой группы ошарашенных духов. Она знала: настал ее момент, тот момент, когда она либо ухватится за свой шанс, либо потеряет его навсегда.

– Это не ваша история, Рацио. Она никогда не была вашей, и это не моя история. Может быть, никто из нас не имеет права считать ее своей. Но одно я знаю точно: нам нельзя, нельзя, нельзя допустить, чтобы она была историей Гадда. Я знаю, что мой папа в Париже. Они там его оставили, я знаю это так же верно, как вы всё знаете про себя, когда находитесь в своих комнатах в этом доме.

Кэй подняла руку сестры повыше, и Флип улыбнулся. Он полез в карман, вынул шестиконечную звездочку и вложил в ладошку Элл.

Элл почти рассмеялась – улыбнулась проказливо, неотразимо, – а затем высоко подкинула звездочку, заставила ее описать в воздухе дугу и эффектно поймала в карман пальто. Рог она держала под локтем другой руки и стояла теперь молодцевато, как военный, явившийся для несения службы.

– Эта девочка – третья форма Первоярости, – сказала Кэй. – По-моему, она неплохо с этим справляется. Мой папа – Зодчий. Я думаю, он кое-что понимает про Вифинию. Помогите мне его найти. Мы созовем Тканьё. Мы все отправимся в Челночный зал. Если Гадд хочет воевать – отлично, мы с ним повоюем. И победим.

– Мы не пройдем через лес, полный рыскунов, – промолвил Вилли.

– Ни за что, – подтвердил Фантастес.

– Пройдем, – сказал Флип, уже повернувшийся в сторону сада. Такого усталого, такого надорванного голоса Кэй в жизни еще не слышала.

Пока она говорила, все в саду переменилось. Все девяносто восемь синих аэростатов оторвались от земли и взлетали в тихое утреннее небо. Все духи-причины до одного, рассевшись по корзинам, поднимались в воздух.

Нет.

– Назад! Назад! Назад! – кричал Рацио, помчавшись к Онтосу. Тот кружился на месте чистого бытия, вытянув руки в стороны на уровне плеч ладонями вверх, тесно соединив ноги и склонив голову. Он казался воздушным винтом, гнавшим причины вверх.

– Онтос посылает их на смерть, – сказал Вилли. – Зачем, зачем он это делает?

Флип смотрел на взлетающие аэростаты – на плотное кольцо синих гигантов, которое, поймав над зданием южный ветер, набирало высоту, уплывало в светлеющее небо. Прежде, чем ответить, он опустил голову и уставился в землю.

– Они отдают свои жизни ради нас. – Его голос стал бесцветным, понизился почти до шепота. – Это отвлекающий маневр.

– Это жертва, – в один голос сказали Вилли и Кэй.

– И мы должны ее почтить, – отозвался Флип. – Нельзя, чтобы она была напрасной. За мной. Быстро.

Затолкав в мешки еду и одеяла, они со всех ног побежали к центру сада. Для Кэй каждый шаг был ударом ножа в сердце. Фантастес на бегу схватил Рацио за руку и втащил его на подиум. Минута – и они все, переводя дыхание, стояли с мешками на плечах на возвышении рядом с Онтосом, дергались, нервничали – и все же медлили, глядя, как над Домом Двух Ладов, колыхаясь синей волной, разворачивается долгая агония рассвета.

– Я задержусь тут на минуту, – сказал Вилли.

– И я, – сказал Фантастес.

И я. Кэй взялась за их руки.

Флип набрал в грудь воздуху – показалось, хотел возразить. Но не стал.

– Ладно. – Он взял Элл за плечи и начал спускаться с ней по винтовой лестнице. – Но ее я забираю вниз. Недолго, хорошо? Южный туннель. Дорогу вы знаете. Смотрите в оба, и, музами заклинаю, бегом.

Несколько секунд спустя начались вспышки. Криков на этот раз не было; даже с такого расстояния чувствовалась спокойная решимость, твердая целеустремленность почти двухсот духов, в последний раз взлетающих со своей сюжетной доски. Аэростаты все еще летели тесным кольцом, и потому огонь, полыхнувший в нескольких местах, казалось, прыгал с оболочки на оболочку, пока внезапно вся воздушная флотилия не превратилась в один огромный огненный шар – в громадную оранжевую звезду, воссиявшую на утреннем небе.

– На плечах у ветра, – прошептал Вилли. Он так стиснул ладонь Кэй, что ей почудилось, мог сломать там что-нибудь.

Сердце, взмой. Музами заклинаю.

И они побежали.