*2* – Маленькие жестковатые печенья круглой формы со вкусом миндаля и ликера Амаретто. Тесто для амаретти делают из измельченного горького миндаля, сахара, яичного белка и нескольких капель ликера. Впервые его испекли в 1718 году в городке Соронно, в небольшой лавке, пара влюбленных, ко дню приезда кардинала Милана. Но то ли не было муки, и ее решили не добавлять, то ли, как бы сейчас сказали, это был кондитерский эксперимент. История умолачивает. Но печенье без муки, пришлось по вкусу не только кардиналу Милана, но и остальным жителям этого небольшого города.

Лукас

Неизлечимую любовь внушают только девушки, сохранившие естественность. А таких одна на миллион.

© Амели Нотомб | Серная кислота. Дневник Ласточки

     Наконец-то я могу касаться ее. Опять. Чувствовать под пальцами пульс, шелковистость длинных волос. Ощущать гладкость ног, губами подхватывать стоны, зубами осторожно вонзаться в острые вершины ее неповторимой, полной груди. Впиваться в сочные стройные бедра, спускаться ниже, когда вздумается. Целовать ее везде, где захочется. Целовать ее там, где пожелается.

Окна-стены в доме, который я арендовал на ближайшие полгода, собирают капли дождя, полившегося с неба довольно непредсказуемо. Погода с начала дня стояла великолепная, вечер выдался очень теплым. А дождь… он, словно смыл все то плохое и тягостное, что мы с Евой перенесли.

Я снял дом сегодня, после обеда. Агент показал мне его третьим, и больше я ничего смотреть не хотел. Да, по большому счету, я взял в аренду это жилье для Евы. Оно невероятно, как и она сама. Первое, о чем я думал − это о том, что район должен быть подходящий. Ее любимый Монти или Монтеверде. Или Авентин. Но − так вышло не специально − роскошь, мне приглянувшаяся, размещена в ЕВРО. Исабэл обрадовалась: мама пришла к выводу, что, не находясь с ней под одной крышей, я все равно буду рядом. Ни отец, ни она, ни Киан еще не знают о том, кто будет жить вместе со мной. Они, само собой разумеется, сильно обрадуются. Особенно Киан − этот маленький озорник без ума от Евы.

Не меньше моего.

Распластав ее неподражаемое тело на стекло-металлическую столешницу темного прямоугольного острова, я аккуратно продвигаюсь в ней − голой. Она абсолютно обнажена. Для меня. Подхватив ее колени, вхожу в нее глубже, стремительнее, но потом я сбавляю темп и, высунув член, провожу головкой по мокрым, сладко пахнущим, складкам. Ева, как котенок, изгибает спину дугой, вбирая в себя воздух со слабым стоном.

– Посмотри… – мне нелегко говорить, когда внизу живота разливается приятное тепло, – посмотри на меня.

С ней я сладострастный, распутный, похотливый. Не могу удержать зверя в себе. Опять проникаю в Еву − нежность граничит с безумием. Трэш-метал и джаз сплелись воедино, олицетворяя нас в нашей одержимости друг другом. Сказочная итальянка вскидывает на меня затуманенный взгляд. Она смотрит недолго, опускает голову на твердую поверхность, отводит руки назад и до посинения в пальцах сдавливает кромки стола. Громкий стон, вылетевший с ее рта, − лучшая в мире музыка.

Что ни говори, а трахать того, кого ты любишь, неописуемо. Секс без любви – тренировка.

Я засовываю член внутрь Евы до конца, дебютируя в новых, более нещадных толчках. Ее грудь подскакивает с каждым моим ударом. Наши бедра встречаются со шлепком. Это и то, что она не владеет собой, возбуждает, рождает грубые инстинкты. Вмещая в движения жесткость и неумолимость, я, как будто наказываю нас обоих за потраченные зря недели. Дни, которые мы провели раздельно. Не исчезая бесследно друг в друге. Не теряясь для всех остальных людей в мире. Я наказываю ее продолжительными ритмичными телодвижениями за ее признание в том, что еще вчера она знала о моей подложной связанности с Валерией, но не выронила и слова об этом. Я наказываю себя медленным темпом за то, что был полным уродом, почти шесть лет тому назад обидев Еву. Наказываю себя за то, что был кретином, когда смирился с вердиктом Евы о нашем с ней расставании.

Я послушал свою надменность, мне надо было сбить с себя спесь, подойти к ней, забросить ее на спину и терпеть атаку, пока она не угомонится.

Моя узкая-узкая девочка.

В приложении на своем смартфоне я нажал на «play», запустив проигрываться треки в папке «Dark R&B». Самая сексуальная песня из списка, «Плохая кровь», расплескивается беспорядочными накатистыми волнами по комнате.

«Ты – праздник.

Бокал океана скользит по внутренним стеночкам моего горла…»

Схватив за лодыжку, закидываю длинную ножку Евы себе на плечо. Двигаюсь плавно. В ней так тесно. Опершись ладонями о столешницу по обе стороны от ее прекрасной головки и разбросанных вокруг густых волос, я соединяю свои пальцы с ее хрупкой молочной шеей. Ева беззвучно раскрывает рот, карамельные глаза блестят от наслаждения. Она хмурится, ловя новые ощущения, поскольку в такой позе у меня появляется больше доступа.

«Я знаю, ты помнишь мечтательное прошлое,

Которое не могло продолжаться.

Но теперь мы меняемся, держим себя в руках…

Я думаю, что это…

Я думаю, что это плохая кровь,

Я думаю, что это плохая кровь,

Я думаю, что это плохая кровь».

Ладони перемещаются к горящим щекам Евы, она накрывает мои руки своими. Я хочу целовать, хочу целовать ее всю. Язык забирается в ее рот, никаких прелюдий в этом плане. Безжалостные рывки распаляют все сильнее. Сплетения языков и жаркие, неуемные поцелуи являются следствием будоражащих импульсов в моей голове, в моем сердце.

– Боже! Господи… – Ева обрывает влажные длительные ласки и прикладывается затылком к стекло-металлу под собой.

Вторично выгнув спину, она выдает звуки удовольствия − однако теперь уже бурные, глубокие, дрожащие… Свистящее дыхание, вырывающееся из меня, сбивается. Это просто чертов ад порочного кайфа! Стремительные и судорожные толчки приводят к мысли, что презерватив может порваться, но мне, клянусь, плевать. Плевать на все в этот миг, который хочется растянуть навечно.

– Так хорошо, Лукас! Так хорошо…

Поймав ртом сказанные Евой слова, я верчу их на языке и, склонившись к ней вновь, возвращаю с помощью греховно-властного поцелуя.

– Я знаю, – шепотом в губы, захватив их позже в подчинение.

Зависим от этих темно-вишневых мягких губ. Они имеют загадочную власть надо мной. Прежде чем в сознании мелькает данная мысль, я решительно выскальзываю из Евы и, склонив колени перед нею, принимаюсь целовать внутреннюю поверхность округлых упругих бедер. Она приподнимается на локтях, ловя ртом воздух, и тогда мы заново сталкиваемся взглядами. Миндально-медовые глаза изучают мои действия: то, как я пробираюсь к ее центру, то как касаюсь средним пальцем набухшего клитора и легонько растираю его. Ева хнычет. Она запускает ладонь мне в волосы, тянет за них, но я не чувствую боли. Я увлечен конфеткой Мадэри до предела.