– Наша спальня − просто офигенная! – выдает свои резвые эмоции одной фразой. – Можно это будет вон та? – она указывает пальцем вправо и неспешно спускается по лестнице из светлого мрамора. Дойдя до предпоследней ступени, рискует и прыгает прямо на меня, заливаясь оживленным хохотом. В одной руке я все еще держу бумажный пакет с продуктами.

– Наша спальня… – вместо того, чтобы поругать ее за неосторожность, я смакую во рту два этих слова. – Мне нравится, когда ты так говоришь.

Она улыбается мило и деланно скромно, дергая за шнурки черной толстовки. Я придерживаю свободной рукой ее задницу, а Ева удобнее устраивается, обвивая мои бедра ногами.

– Наша спальня, – говорит на ухо и пикантно облизывается, охмеляя меня.

Действуя, как лучшее в мире вино. Отборное, высшего качества. И пить его могу только я. Внезапно Ева спрыгивает, хватает пакет с едой и несется на кухню, которая не ограждена ничем.

– Что это с тобой? – подхожу к ней сзади и приподнимаю подол рубашки.

– У меня хорошее настроение, – хихикает она, – а тебе нужно в душ.

Я лезу к ней, предпринимаю попытки поласкать шею, но она втягивает голову в плечи и постоянно меня отталкивает, прыская со смеху. В конце концов, я пробираюсь под хлопковую ткань и щипаю Еву за упругую кожу на животе, отчего она вскрикивает. Довелось изворачиваться от поползновений: ответить мне тем же с ее стороны. Залезает мне на спину, точно обезьянка, пока я выкладываю на островок продукты.

– Сливки! – комментирует со счастливыми нотками в голосе. – Бананы! Оо-хо-о! Да вы посмотрите-ка, мистер Блэнкеншип! – Она поднимает со стола упаковку «FERRERO Nutella Go» с двумя отделами: один из них для шоколадный пасты, а второй − для хрустящих палочек. – Вы знаете, что я люблю, сэр?

Закончив, я кладу ладони на серую крышу кухонного острова. Здесь мы вчера отменно потрахались, но это случилось уже после того, как я был в Еве у каменной белоснежной стены, что разделяет прихожую и гостиную.

– Конечно, мисс, – подыгрываю ей.

Она поправляет, оттопырив указательный палец:

– Сеньорита!

– Ты больше на мартышку похожа, – подшучиваю над ней.

Ева суживает глаза, хмурит брови и выглядит крайне негодующей.

– Что-что? Повтори-ка! – вертит пальцем у уха, мол − не расслышала.

Я хохочу над тем, как она не по-настоящему сердится. Боже, насколько непринужденна и проста! Насколько родная!

– Мартышка-а-а… – воссоздаю «огорчившее» ее замечание.

Она не терпит этого и сама сходит на пол. Мы улыбаемся, как дураки. Ева заражается смехом, потехи ради набрасываясь на меня с кулаками. В ответ я принимаюсь ее щекотать и выигрываю, разумеется. Такое отзывчивое тело, как у нее, просто не может спокойной воспринимать щекотку.

В результате я сажаю ее на столешницу и тяжело сглатываю, ведь воспоминания прошлой ночи не отпускают. Хорошо, что она пошла со мной. Хорошо, что приняла браслет. Я касаюсь его, поднимаю левую руку Евы и целую запястье.

– Тебе она даже малую толику не нравится?

Беспокойный голос Мадэри спрашивает про Валерию. Я качаю головой, нежно ей усмехнувшись.

– Совсем не нравится. Не думай о ней.

Она обнимает меня руками за шею. Крепко. Как будто страшится, что я исчезну. Взяв ее на руки, разрешаю вновь обернуть своими бедрами мою талию.

– Куда мы идем? – откинув назад голову, Ева заглядывает мне в глаза своими миндальными.

Я веду нас наверх по ступеням, аккуратно поднимаясь выше.

– Примем вместе душ, – запутав свои пальцы в ее шикарных темно-русых волосах, целую в лоб.

– Лукас, я люблю тебя, – приложившись губами к моему подбородку, произносит она томно. – Наверняка парням, особенно таким, как ты, такое говорить нельзя, но… я до беспамятства в тебя влюблена.

Я заламываю бровь и хмыкаю, не скрывая плутоватой улыбки.

– Таким, как я?

– Угм, – отзывается невозмутимо Ева, – Словно сошедшим с обложки глянцевого журнала. – Она отстраняется еще чуть-чуть и прыскает коротко. – Ты только это не запоминай, хорошо?

___

*1* – В районе ЕВРО это единственное полностью законченное до начала войны здание (1937-1939гг.), архитектор – Гаэтано Минуччи.

*2* – Дворец Труда – памятник фашистской архитектуры, построенный по приказу Бенито Муссолини в 1938 по проекту неоклассического архитектора Марчелло Пьячентини.

*3* – Перевод с итальянского языка: Проспект Труда.

Ева

London, UK | Вечер субботы

За широкими окнами улучшенного люкса отеля Waldorf виднеется чудесный Вест-Энд и, собственно, королевский театр Ковент-Гарден. Выполненное в стиле английского барокко здание привлекает взор. Я могу смотреть на него со стороны Бову-стрит: на потрясающий фасад кремового цвета и на статую молодой балерине, которая склонила голову перед одной из главных достопримечательностей этого старинного города.

– Хей, – Лукас обнимает меня со спины. – О чем задумалась?

О том, что он устроил этот великолепный уик-энд. Поначалу я думала, он шутит. Мне казалось, мечта посетить Лондон вместе − останется мечтой, однако билеты, которые он показал мне лишь позавчера, выбили из колеи.

Блэнкеншип протягивает руку и проводит пальцами по окраинам бесцветных занавесок. Я не зашторила окна, чтобы любоваться вечерней панорамой столицы страны, в которой родился Лукас. День всех влюбленных расставил все на свои места. Показал, кто − друг, а кто − враг. Возможно, Пьетра будет ненавидеть меня до конца жизни, но я, если понадоблюсь ей, всегда приду на помощь. Я не забуду те длительные месяцы, когда мы общались в чате универа. Она не знала меня, не видела, я жила в другом городе, в сотнях километрах от нее. Но именно Пьетре удалось высвободить меня из лап, казалось, что бесконечной депрессии.

– Спасибо, что привез меня сюда.

Он усмехается мне в волосы.

– Не за что. Пообедаем в ресторане, хорошо?

Я киваю, полуобернув лицо, чтобы запечатлеть поцелуй на его полноватых бархатных губах. Я надоела Лукасу, знаю точно. В холодную погоду заставила показать мне Лондон. Мы были в Маленькой Венеции, любовались на лодочки, проплывающие вдоль берегов небольшого пруда, а по его сторонам стоят викторианские особняки! Конечно, огромное количество ряски в воде немного испортило впечатление, но с ней вода смотрится, взаправду, очень необычно. Это поразительно − частичка Италии на родной земле Шекспира!

Лукас обвивает мою талию крепче мускулистыми, сильными руками. Я кладу свои сверху и переплетаю наши пальцы. Родина красных телефонных будок и двухэтажных автобусов − и мы тут. Непередаваемое ощущение. Невероятное! Может быть, это сон? Может быть, мне все снится, начиная с того дня в парке много лет назад? Что, если Лукаса, на самом деле, не существует? Я трясу головой, отгоняя глупые мысли. Мне стало так страшно, что он сейчас улетучится − даже перестала чувствовать его тепло, поэтому прижимаюсь к нему теснее.