хореографическим отделами, всё бурлило. Белый зал, зрительный зал, отвоёванная под занятия квартира были запружены армией оркестрантов, вокалистов, режиссёров… Для проведения семинаров с молодыми театральными режиссёрами и педагогами чтецких коллективов приглашались крупные мастера: А. И. Кацман, Г. Е. Хазанов, О. П. Беюл, Е. А. Смирнова.

Умные, талантливые спектакли народных театров нередко приобретали масштаб общегородского события. Поставленная в университете режиссёром В. С. Голиковым инсценировка по ошельмованной книге В. Дудинцева «Не хлебом единым» имела сенсационный успех. В театре «Перекрёсток» можно было увидеть изысканные, совершенно особые, высокохудожественные постановки В. М. Фильштинского: «Птица по имени Карл» по сказке Г. Х. Андерсена «Гадкий утенок», «Дядя Ваня» А. Чехова, «О Высоцком» и другие (оформлял их художник Ф. М. Фильштинский). Из разных районов города зрители съезжались на спектакли народного театра ЛИИЖТа, которым руководил В. А. Мальшицкий («Сотников» по повести В. Быкова, «И дольше века длится день» Ч. Айтматова, «Сто братьев Бестужевых» Б. Голлера), на спектакли народного театра при Выборгском доме культуры («Егор Булычёв» М. Горького, «Деревья умирают стоя» А. Касоны, «Ретро» А. Галина, «Волки и овцы» А. Островского). Когда шёл спектакль Б. А. Ротенштейна «Подследственный из Галилеи», поставленный по роману М. Булгакова «Мастер и Маргарита», возле Клуба имени Десятилетия Октября собирались толпы горожан, желающих на него попасть. На декаде горьковских спектаклей народный театр Дома культуры имени Горького за постановку «Зыковых» (режиссёр Ю. С. Соболев) получил самую высокую награду. С московских и зарубежных фестивалей народные театры Ленинграда привозили дипломы первой степени.

Многое из того, что появлялось в студенческих народных театрах, как и во множестве студенческих театральных коллективов, было для тех лет смелым и вольнодумным. В некоторых вузах, особенно в закрытых НИИ, создавались хлёсткие, не без яда капустники, в которых высмеивались месткомы, профкомы, пощипывалась даже власть, считавшаяся неприкасаемой.

Моя должность именовалась «зав. репертуарным отделом». Кроме пьес, инсценировок, заявленных коллективами в репертуарных планах, я должна была прочитывать уйму пьес, издаваемых Москвой, чтобы самой рекомендовать к постановке наиболее интересные. Многочасовые приватные беседы с режиссёрами о замысле спектаклей были никак не обязательны, но происходили постоянно и упоённо, что придавало моей работе совершенно особое содержание и неповторимый смысл.

Без протокольного «разрешено» спектакли, эстрадные представления, капустники к показу на публике не допускались. Вместе с методистами и зав. театральным отделом мне по должности полагалось «принимать» спектакли. Частенько приёмки превращались в бои. Некоторые парторганизации в ленинградских вузах практиковали запреты постановок ещё на генеральных репетициях. Спасая их от перестраховщиков, театральный отдел ЛДХС взял за правило приглашать в жюри наиболее уважаемых и бесстрашных педагогов ЛГИТМиКа – Л. И. Гительмана, В. А. Сахновского, Е. С. Калмановского, режиссёра-педагога А. И. Кацмана, историка Я. А. Гордина, в разные годы окончивших наш институт критиков – Елену Алексееву, Николая Песочинского, Марину Дмитревскую, Евгения Соколинского, Ольгу Скорочкину и других.

Неожиданно к моим служебным приёмкам присоединился Володя. Его режиссёрский опыт пригодился как нельзя более. В коллективах его выступления любили. И когда мы с ним возвращались домой после обсуждения спектаклей, город, в эти часы уже спящий, казался нам чаном, в котором происходит мощное живительное брожение, над которым колдуют знакомые нам поимённо яркие, талантливые люди – во имя того, чтобы «из жизни бедной и случайной» сотворять «трепет без конца». Встроиться таким образом в дух шестидесятых годов было несомненной жизненной удачей.

* * *

Вообще первые годы мы сгоряча просуществовали с Володей на одном дыхании. Лёгким на подъём, нам до всего было дело, всё нас кровно касалось. Счастливыми бывали и наши отпуска.

– Куда едем?

– Всё равно.

– Нет. Так нельзя.

– Спросите у Александра Александровича, – сказали мне на работе. – Он весь Союз изъездил.

– Александр Александрович! Куда поехать в отпуск?

– А поедете, куда посоветую?

– Непременно.

– Тогда – в Яремчу.

– Где это?

– В Карпатах.

На каком-то участке поезд из Львова на Мукачево тащился в гору так медленно, что многие пассажиры спрыгивали со ступенек и шли рядом с вагоном. А горы к перевалу становились всё выше и круче. К Яремче мы подъехали часам к шести вечера. Тишина. Несказанного вкуса воздух. Ещё заглотнуть его, ещё…

– Не желаете ли поселиться у нас? – отделился от небольшой группы местных жителей сухопарый человек. – В горах! Своё молоко, творог, сметана. Дорого не возьмём.

Идти пришлось далече. Дошли и свалились в сон. Да такой, что только надрывное «ку-ка-ре-ку» поутру из него вызволило. Светящаяся от чистоты хата. Рушники. Студёная вода в рукомойнике. Завтрак уже на столе. И, Господи, до чего же вкусно дышится в горах!

– А выкупаться здесь есть где?

– До реки Прут версты три. Вниз вон по той дороге дойдёте до водопада, там всё и увидите.

Шаг лёгкий. Хрустальный покой в округе, благодать такая, что и переговариваться не хочется. Чуть в стороне от водопада – три «пряничных» домика. Крыша, навесы над крыльцом и верандами отделаны кружевной резьбой.

– Что это за домики?

– Гостиница.

– Кто в ней живёт?

– Пока никто. Сегодня будут заселять один из корпусов.

Неподалёку четвёртый дом, обжитой, увешанный разноцветными фонариками. Из трубы вьётся дым.

– А там что?

– Там до шести вечера столовая, после семи – ресторан «Гуцульщина».

Подошли к водопаду. Много купающихся. Солнце горячее. Вода холоднющая.

Вот досада: не хочется огорчать хозяев, но здесь всё так компактно, всё под рукой. На обратном пути опять подошли к пахнущей струганым деревом гостинице.

– Можно снять номер?

– Будете первыми.

И сняли. Хозяевам горной благодати заплатили неустойку. Перенесли вещи. Вечером собрались в «Гуцульщину» поужинать. Только спустились со ступенек, как тут же остановил вскрик: «Тамара Владимировна!» Окликала главреж кишинёвского телевидения.

– Вот так встреча! Какими судьбами? Где разместились?

– Новосёлы. Сегодня открылась вот эта гостиница.

– А куда собрались?

– Ужинать в «Гуцульщину».

– Ну уж нет. Ужинать – к нам. Знакомьтесь: мой муж. И вообще мы вас заберём отсюда. Жить будете там, где мы. Мы уже десять лет снимаем комнату у хозяйки.

– Не получится. Одно заселение у нас было вчера, второе – сегодня. Хватит.

– Пошли, пошли. Сами увидите, сами всё и решите.

Дом на самом берегу реки Прут. Комнаты хозяйка сдаёт с полным пансионом.

– Не отпустим! И не мечтайте! Вы только посмотрите: с постели – прямо в речной поток. Нас не бойтесь. Мы не навязчивы, – уговаривала нас уже вся их компания. – Утром и днём каждый сам по себе. Вечером, при желании, – общие прогулки. Всем гуртом сейчас перенесём ваши вещи. Идёт?

По Черновицам я помнила Прут полноводным, бурливым, а здесь река только зарождалась и неслась с гор как угорелая. Из речной пены поднимались