— Слышь, Юля, а у вас там преступники есть?

— Есть… пока.

— Пока?

— Есть пока моральные уроды. Очень мало, по сравнению с капстранами, но есть. Тяжёлые преступления у нас очень большая редкость.

— У нас «при совке», тоже было очень мало. Да вот повылазили…

— «При совке»? А это что?

— Да это у нас социализм так ныне называют.

— Ну и ну! Впрочем, чего я удивляюсь…

— Я вот что хотел спросить, — продолжал гнуть своё Ефимыч, — ведь если у вас в школах борьбу изучают, то как вы со своими хулиганами управляетесь?! Ведь они тоже это знают?

— Ну да, знают. Но «на всякий газ есть противогаз» — пошутила Юля, — нашу милицию и студенческие оперотряды по поддержанию порядка, специально обучают приёмам русского рукопашного боя. Это как самбо, но повыше уровнем. Вот я, например, инструктор нашего университетского оперотряда.

— И много у вас хулиганов?

— Да, хватает балбесов… но мы их быстро ставим «на путь истинный». Ведь бесятся в основном из-за избытка энергии. Девать её некуда. Ну мы им и объясняем где и куда можно её применить. А куда нельзя.

— Что, всех в тюрьму?

— Та не! Обычно хватает простого внушения.

— Нда… Помню сам, как это у нас было… — задумчиво сказал Борис Ефимович, — только современной молодёжи если это рассказываешь, — не верят. Ведь действительно, иногда хватало иного пропесочить на комсомольском собрании, так сразу и человек-человеком…

— У нас тоже на комсомольском собрании хулиганов «разбирают». А потом решают, что с ними делать… вот в нашей группе помните, парнишка с телекамерой, Вадиком звать?

— Он ХУЛИГАН?!! Этот тихоня?

— Этот «тихоня» два года назад был главной головной болью целого райотдела милиции. Куда он только не залазил! Просто очень большой любитель приключений и дурных шуток. От тяги к дурным шуткам его милиция отучила, а вот чтобы вообще стал человеком… ну вот его и пристроили в наш турклуб. С тех пор. Где только с нами не побывал.

— И никаких проблем с ним?

— Не, он у нас не хулиганит, да и вообще уже не хулиганит. Но по началу с ним было много проблем. Он был поначалу такой неуклюжий! — Юля хмыкнула, очевидно припоминая те происшествия, — вокруг него постоянно что-то случалось. Но мы притерпелись и он аккуратнее стал. Теперь если что и случается, но редко… В общем, он нашу жизнь делает нескучной… И вообще он у нас самый молодой в группе. Он только год назад школу закончил. В армии ещё не служил.

— А в армии у вас все служат?

— Ну, парни, если не увечный, то все. Девочки — по желанию. Да и вообще… не пройти армию у нас, — не знаю как у вас… — большой позор. Это у нас как знак качества у парня.

— А ты служила?

— Не, я не служила. У меня по-любому, очень «суровый» факультет — я социальный инженер. А это кое в чём покруче службы в армии.

— Это чем покруче? Что-то строите? Или ремонтируете? Но тогда почему «социальный»?

— Социальный инженер это больше психолог и ремонтируем мы общество.

— Инженер как кто: как строитель или врач? Термин какой-то странный…

— Как врач, только лечим мы души людей, коллективов, сообществ.

— Души людей?! Это как? Священники что-ли?

— Нет. Социальный инженер, это психолог весьма широкого профиля. Нас и учат соответственно — семь лет.

— Так может ты и наше общество вылечишь? — полувшутку-полувсерьёз предложил Борис Ефимович.

— Вряд ли. Для этого нужны усилия огромного количества социопсихологов и не один десяток лет. Да и то лишь от грязи отмоют.

Диалог был прерван тем, что машина въехала в пригороды. По сторонам замелькали облезлые, десятки лет не крашеные и не ремонтированные пятиэтажки, скудно освещённые уцелевшими уличными фонарями. Юля целиком переключилась на жадное созерцание той среды, в которой ей и её друзьям предстояло жить.

На окраины города вышли уже затемно. После сельхозполей, которые они пересекли, и заброшенных дачных участков, пустые коробки заводов выглядели жутко. Пустые, с какими-то деревцами и кустами, успевшими вырасти на плоской крыше, они производили впечатление чего-то такого «После-Атомной-Войны».

Как однажды был фильм.

Но даже в фильме не удалось передать и части того, что испытывал человек, попав в эту тоскливую среду запустения и уничтожения.

Снаружи были ещё видны останки плакатов времён социализма, а в пустых цехах пустые контуры на полу стоявших здесь некогда агрегатов и станков. В свете фонариков эти контуры смотрелись особенно жутко.

«Эффективными собственниками» было выметено всё, что только можно было толкнуть «за бугор» на металлолом. Причём не считаясь с тем, что производства, которые они в первую очередь пускали в распыл, чаще всего были самыми передовыми в технологиях. В мире передовыми. Именно советский «хай-тек» попал первым под удар «рынка» и именно он, в первую очередь, по указке забугорных хозяев Кремля, подвергался уничтожению через приватизацию. Именно «хай-тек» всегда и во всех странах является самым уязвимым в кризисе, и наиболее защищаемым государством сектором (если этим государством не правят полные идиоты или откровенные враги страны и народа).

Всех этих тонкостей ребята не знали, но то, что когда-то в этих цехах, которые ныне стояли полностью пустые, разорённые, тёмные (сняли даже провода и повыкапывали высоковольтные кабели) — кипела жизнь, причём здесь явно делалось нечто, не кастрюльное, а высокотехнологичное, было ясно видно.

Мороз и наступившая темнота помогли группе укрыться от нежелательных глаз. Также помогло то, что цеха завода были во времена СССР новыми, а это значит, что за ними не успели построить ещё чего-то, и окружить ограду завода (ныне порушенную) ещё какими-то постройками. Она почти вплотную примыкала к кускам леса, который не успели вырубить ни при СССР, ни ныне, «при рынке».

Местность была пустынной. Ни души.

Так как мороз был не шуточный, хоть и под крышей были, но палатку поставили — в ней заведомо теплее. Она всё-таки держит тепло. Не даёт ему рассеиваться в пространстве[28]. Её поставили прямо посреди какого-то помещения, на бетонном полу, растянув стойки обломками бетонных и кирпичных перегородок, которые порушили искатели металлолома.

Окна помещения глядели прочь от города, так что на мелькающий странный свет в заведомо пустом помещении, никто из посторонних случайных наблюдателей не мог обратить внимания. За их полным отсутствием.