– Так это ваш дом? Но откуда вы знаете Уэба и…

– О! Дружи-ище! Я познакомился с Деннисом и Расселлом несколько недель назад в Сан-Франциско. – Он затягивает потуже бандану на голове, убирает с глаз кудрявые волосы. – Присоединился к ним, когда они «оккупировали» Алькатрас[81]. Там-то все для меня и началось. Лучшее время в жизни! С тех пор мы сдружились. А где Уэб?

– О, он где-то здесь…

– Здесь, сэр! – шутит Уэб, хватая меня за талию, целуя в шею. Я вздрагиваю, ожидая жжения.

Ничего не происходит.

– Ну-ну, гляньте-ка на этих двоих! Это ж просто фан-мать-твою-тастика! – вопит во все горло Дулик. Оба подскакиваем. – Это невероятно прекрасно, друзья! Как удивительно судьба обделывает свои дела, верно?

Пожалуйста, только не плачь. Он близок к этому, я вижу.

– Ага, – соглашаюсь.

Он гладит нас по плечам, щекам, головам… Точно, обдолбался до полного изумления. Уэб хихикает.

– Черр-товски прекрасно, приятель. Ну, потом попляшем, ребятки, – говорит Дулик. – Пойду, возьму жратвы. – И танцующей походкой удаляется.

– А ты… знал, что это его дом? – спрашиваю я.

Уэб пожимает плечами.

– Мне нельзя было ничего говорить…

– Чокнутый…

– Да. Чокнутый, чокнутый, чокнутый… – Он целует меня.

Дядя Расселл поднимает меня, отрывая земли.

– Эй, хватит вам лизаться! Идем, Джонатан. Тебе надо отведать доброй лакотской еды. Чтобы отрастить такое же славное пузо. – Он роняет меня обратно, хлопя себя по животу.

– Мне нужно…

– Эй-эй, выдай-ка этому парню тарелку, будь добра, милая! – кричит он Санни, которая стоит у «Фольксвагена» с другими женщинами, наряженными в похожие вязаные жакеты из ниток, спряденных, наверное, самим Архангелом Пряжи. Святые мерцающие звезды!

– Что тебе положить? – спрашивает она.

Багажник за ее спиной полон кулеров с табличками: «мороженое», «вода», «бургеры» и «жареные хлебцы и тако».

– Тако и кока-колу, пожалуйста.

Она улыбается и говорит:

– Мы так рады, что ты здесь!

Я отвечаю улыбкой и бегом мчусь сквозь толпу за «питер-пол-и-мэри», потому что, ох ты ж, чувствую это особенно остро: дыхание сперто в легких, пытается освободиться.

Первым делом: контрольный взгляд через озеро. Солнце уже скрылось, и вместо него между трейлерами пылает необыкновенно высокий костер, поднимается выше тумана – кажется, будто даже облака горят. Плохо. Ничего не видно. Надо идти. Надо вернуться прежде, чем…

– Ну, как там, все чисто? – Уэб сгребает меня в охапку. Роняю тако на землю. – Ой, упс, извини! Ничего, там еще есть.

Я отстраняюсь.

– Мне… надо идти.

– Сейчас?

– Я ничего разглядеть не могу. Слишком густой туман. Мне… это не нравится. И я не должен… дым и…

– Ты нормально себя чувствуешь?

– Я… Мне нужно идти. – Мне нужен «питер-пол-и-мэри». – Очень нужно…

– Ты здесь в безопасности, – говорит он.

И вдруг мое дыхание полностью и мгновенно заканчивается.

Его нет.

Я вижу это сначала по лицу Уэба. Его улыбка дезинтегрирует. В глазах сияет уже не звездный свет, а чистая ярость. Поворачиваюсь туда, куда смотрит он, и…

Мир исчезает. Все становится нечетким. Кроме сгустка ненависти с пятью мужчинами на острие: Билли-Бобом, Свинотой Джо, Пятизубым Терри, Хэлом. И моим отцом. Красным, как демон из пекла. Светящимся особенно ярко на фоне клубящегося дыма. Голодным.

– Пятьдесят баксов за твои косы! – вопит Билли-Боб.

Сгусток ненависти вопит и улюлюкает.

Все застыли.

Папа и Хэл тянут шеи, осматриваются. Я сгибаюсь пополам, хватаясь за грудь.

– Где тут индейские давалки? – орет Билли-Боб.

– Да пошел ты на хрен! – отвечает кто-то из толпы. Нет, о нет-нет-нет.

– Че ты там вякнула?

– Эй, хватит, братья, просто оставьте нас в покое, – пытается разрулить ситуацию Дулик.

– Мы не сделали вам ничего плохого! – кричит еще кто-то.

– Ничего-о?! Вы приперлись на нашу землю. Я сказал бы, что это очень даже чего! Верно, ребята?

Свинота Джо и Терри согласно рычат. Не могу разобрать, что у них в руках – может, оружие, может, топоры, мне не видно.

– Это НАША земля, ты! – подает голос дядя Расселл.

Вселенная затихает. Потом… Билли замедленно кивает Джо, и все мы смотрим, как он поднимает над головой коробку с фейерверками и швыряет ее в костер.

Планета взрывается. БУ-У-У-УМ. Бутылочные ракеты, огненные шары, хлопушки, гигантские пороховые заряды ВЗРЫВАЮТСЯ – БАМ-БАМ-БАМ и ПАФ-ПАФ-ПАФ и разлетаются сквозь дым, проносясь мимо моей головы, попадая в легкие, крутясь в огне, заворачиваясь вокруг безумным вихрем. Я застыл, застрял во времени, а мир умирает. Пытаюсь сделать вдох, хоть чуточку…

Падаю на землю. Грохот фейерверков сливается с криками о помощи. Я уже не разбираю, что из них что.

Уэб склоняется надо мной. Его лицо: потрясенное, закаменелое, свирепое.

– Держись! – кричит он.

ЧТО? НЕ МОГУ… Не могу дышать. Помогите. Как больно. В сознании мелькает альбом картинок: поездки на Стингреймобиле, молитвы Зигги, трепещущие мамины ресницы, веснушки Старлы, зеленые марсианские поцелуи тети Луны, Уэб…

– Посмотри на меня!

Пытаюсь сфокусироваться. Пытаюсь вдохнуть.

– Дыши вместе со мной! – кричит он. – Вдох-выдох. Вдох-выдох, и…

НЕТ!

Из теней выскакивает рожа Хэла, нависает над Уэбом сзади. Полное затмение. Крыса хватает его за волосы и рывком запрокидывает голову. Улыбка Уэба искажается, и пронзительный крик разрывает мне сердце. Он лягается, машет кулаками, хватает за руки Хэла, который стискивает его волосы. Миг – и его нет. Пропадает в тенях.

Надо мной воздвигается отец. Он пронзительно кричит, вызывая из преисподней демонов, но я не слышу слов.

Подхватывает меня на руки.

Иду по небу.

Мир болтается и пляшет, как йо-йо.

Больше ничего не помню.