– У меня новости, – говорит Уэб, глядя под ноги и елозя ими по камням. – Помнишь того копа, которого я избил?

– Он, что…

– Нет. Живой… в смысле, я догадываюсь, что довольно сильно намял ему бока… но… В общем, мы узнали, что на прошлой неделе его арестовали. То ли за домашнее рукоприкладство, то ли еще за что. Короче, как я понимаю, он на какое-то время сел в тюрьму… Поэтому мне теперь снова безопасно, понимаешь…

– О. Ну это… хорошая же новость, верно?

Лишь пожимает плечами, качает головой, подбивает в костер камешек.

– Тогда почему ты такой?.. А… точно…

– Вот ведь забавно. – Он отклоняется назад, подставляя лицо солнцу. – С тех пор как попал сюда, я мог думать только об этом дне – когда наконец смогу поехать домой. А теперь, когда этот день настал… в смысле, я хочу вернуться, я скучаю – много по чему, но… ну ты понимаешь…

– Да…

Уэб потихоньку двигает босую ступню по песку и накрывает ею мою. Может, пламя костра сплавит их вместе, чтобы у нас не оставалось выбора, кроме как быть связанными до конца жизни. Может быть.

Долго сидим в молчании. Солнце начинает посверкивать сквозь кроны дубов за нашими спинами.

– Я рад, что ты можешь вернуться домой, – говорю я.

Он сжимает мою руку.

– Ты должен приехать. В любое время. Пожить у нас столько, сколько захочешь. Даже остаться навсегда.

– Навсегда, правда?

– О, приятель, тебе понравится! Мы не так уж богаты, но то, что есть, – это что-то. И у тебя не будет иного выбора, кроме как спать со мной в одной постели, потому у нас в доме и комнат-то нет… – Подмигивает.

– Да ну?

– Ну да… Слушай, может, мы могли бы открыть собственный бизнес и торговать мороженым…

– И продавать только «пушапы» и «бомбочки»…

– Заработаем кучу денег, сможем купить трейлер…

– И объехать всю страну в поисках лучших пирогов в каждом городе.

Уэб улыбается – снова на щеках ямочки.

– Это было бы замечательно…

– Да… Я бы с удовольствием…

Он берет мое лицо в ладони, смотрим друг другу в глаза, его руки так нежно прикасаются к… и я не дергаюсь. Меня не обжигает и не щемит нервы, не бьет разрядом… прикосновение просто… теплое. Даже безопасное… впервые в жизни…

Притягиваю его, вдыхаю аромат мыла и пота, до сих пор ощущаю на языке вкус с прошлой ночи, и закупориваю этот момент в банку, чтобы жить в нем вечно.

– Останься на весь день, – шепчет он на ухо.

– Уэб…

– Сегодня к нам придут друзья. Семья, которой принадлежит этот дом, всегда приглашает гостей на Четвертое июля. Можешь остаться на праздник и…

– Рано или поздно папа начнет меня искать. И неизвестно, кто еще. Лучше, если я найду их первым.

– Слушай, я просто имею в виду, что твой отец, возможно, проснется только к вечеру, верно? А потом начнет пить и забудет, что тебя нет, а потом все будут слишком заняты праздником, понимаешь? Так что можем провести вместе еще один день и ночь.

Я смеюсь. Потому что на самом-то деле его слова очень похожи на правду. Смотрю на солнце. В этом нет никакого смысла. Во всем. Но, может быть, в том-то и весь смысл. Может, то, что наименее осмысленно, как раз и стоит делать. Не знаю. Смотрю на него, смотрящего на меня. Но одно знаю точно: мои чувства не делают меня сумасшедшим. Это они все сумасшедшие, потому что пытаются остановить меня. Если мне в жизни больше никогда не видать радости, я не дам им отобрать и эту.

– Уэб Астронавт?

– Слушаю вас!

– Чем бы нам сегодня заняться?

От его улыбки трескается, раскрываясь, небо.

– Твоя очередь, – говорит он.

47

Мы проводим день вдвоем в его комнате, затерянные в собственной маленькой галактике.

Окна нельзя открывать, и воздух внутрь не просачивается, но поскольку «питер-пол-и-мэри» наготове, нам обоим нет до этого дела. Мы уже через минуту сбрасываем с себя майки из-за жары. Дедушка не против, при условии, что мы «не опускаем занавеску». Уэб протестовал, но это был «абсолютно необсуждаемый вопрос». А я стоял и думал: «Это и есть реальная жизнь?»

После того, как мы наслушались Кэрол Кинг и вдоволь натанцевались медленных танцев, Уэб находит в моем рюкзаке магнитофон, и у него появляется желание еще что-нибудь записать.

– Чтобы ты никогда не забыл этот день, – поясняет он.

– Я бы и не смог, – уверяю я.

Но запись все равно делаем.

– Привет. Меня зовут Уэб Астронавт, и я сегодня снова здесь с репортером Джонатаном Коллинзом. Нынче… какой сегодня день?

– Четвертое июля, дурачок!

– А, точно! Итак, скажите, мистер Коллинз, кем вы хотите стать, когда ВЫРАСТЕТЕ?

– Не так близко, помнишь? Звук искажается.

– Точно! Извини.

– Ну, когда-то я хотел уехать в Калифорнию и стать звездой рок-н-ролла…

– Еще б ты не хотел, Зигги…

– Но теперь… не знаю. Если купим трейлер, то могли бы…

– Путешествовать вместе, и я мог бы учить…

– Погоди-ка! Ты что, вправду хочешь быть учителем?

– Ну да. Я хочу преподавать настоящую историю этой страны. Нашу историю.

– Из вас получится отличный учитель, мистер Астронавт.

– И мы могли бы проехать всю страну…

– И растолстеть на всех этих пирогах, которые ели бы в каждом придорожном дайнере…

– Любоваться закатами…

– Пока нас не окутают звезды…

– И жить долго и счастливо.

– Да…

– Да…

Лежим на его кровати, безмолвно мечтая и держась за руки до самого конца дня…

Папа наконец хватился меня несколько часов спустя, когда солнце садилось за Трейлервиллем. Мы наблюдаем за ним сквозь заколоченные окна: он прилепляет к двери трейлера записку и уходит, держа пакет с продуктами и огромную коробку с фейерверками, к пятачку для барбекю.

– Наверное, думает, что ты ушел гулять, – замечает Уэб.

– Может, но… – Я целую его в шею. Он отвечает тем же, щекочет уши.

– Мы должны остановиться. Твой дедушка может…

– Они во дворе, – говорит Уэб, снова увлекая меня в медленный танец.

– Да, но не спят и могут войти в любую секунду…

Опять падаем на постель.

– Уэб!

Он смеется и обнимает мое лицо ладонями.

– Ты такой красивый, знаешь?