Социалистический режим потребления, возникший в послесталинские годы, существенно отошел от иерархической модели 1930-х годов, даже если официальная политика по-прежнему состояла в том, чтобы награждать путевками самых достойных, а затем – нуждающихся в лечении. С ростом уровня жизни и количества свободных средств все больше советских граждан получали возможность выбирать способ проведения досуга, особенно ежегодного отпуска, на который они имели право. Один журналист писал в «Литературной газете» (1967): «Появляются “лишние” деньги – появится и привычка к курортам, как уже появилась привычка к мотоциклам, телевизорам, городским костюмам» [Жуховицкий 1967]. Из-за ограничений экономики дефицита советские потребители выбирали отпуск, полезный в медицинском плане, с разнообразными видами лечения – солнечными и воздушными ваннами, приемами у стоматолога и психиатра. Отпуск старались брать летом, когда можно было в полной мере использовать природные лечебные средства, – кроме того, это считалось более престижным. Люди стремились сами выбирать направления, насколько это было возможно, предпочитая забитые отдыхающими пляжи Анапы уединению в лесной глуши в окружении северных рек и озер. Это ценное время, посвященное восстановлению сил, они хотели проводить с членами семьи, накапливая воспоминания и извлекая максимум из возможностей для лечения и отдыха, которые предоставлял отпуск. Такой выбор во многом заставляет вспомнить о довоенных годах – но теперь у советских потребителей появились свободные средства, а с ними и власть, позволяющая настоять на своем выборе, режим же признавал, что обязан удовлетворять их предпочтения.

Советский отпуск оставался при этом во многом утилитарным. Курорты как места лечебного или оздоровительного отдыха оставались «ремонтными мастерскими для восстановления здоровья трудящихся», их психологического равновесия и физической способности к работе. Даже лишенный медицинской составляющей, отдых подразумевал приобретение знаний, повышение культурного уровня, рациональное использование свободного времени. В самых дорогих санаториях все это сопровождалось превосходным питанием, многочисленным обслуживающим персоналом, лучшими пейзажами. Интеллигенция и служащие отдавали предпочтение лечебному отдыху, что придавало ему символическое значение, свидетельствуя о привилегиях и престиже. Отпуск, проведенный в августе, в ялтинском или сочинском санатории, не только был полезным с медицинской и культурной точки зрения, но и наделял потребителя статусом того, кому доступен отдых наивысшего уровня.

В описаниях советского отпуска говорилось о том, что послесталинский режим потребления был демократичным и массовым. Чиновники год за годом обещали расширить предложение, чтобы удовлетворить спрос, и делали это «фордовскими методами»: снижали удельную себестоимость, поощряли научное исследование спроса, увеличивая число вариантов проведения отпуска. Даже если на основной составляющей курортов – персонале: врачах, поварах, медсестрах, массовиках – много сэкономить было невозможно, чиновники обещали внедрить новые методы обеспечения питанием (например, через продажу полуфабрикатов) и использовали стандартные проекты зданий для ускорения работ по сооружению новых комплексов. Стоить обратить внимание на заметное сходство между советскими пансионатами и гостиницами 1970-х годов и мотелями сети «Ховард Джонсон» того же времени, с их оранжевыми крышами[386]. Но если в капиталистических странах все решала «невидимая рука рынка», то характер советского потребления открыто и целенаправленно задавался профессионалами: врачами, архитекторами, социологами. Советский отпуск, в том виде, какой он приобрел в 1970-е годы, отражал непрочное равновесие между экспертным мнением и свободой потребителей в выражении своего выбора, между пользой для государства и удовлетворением физических, культурных и социальных потребностей, сопряженным с удовольствием. Социалистическая экономика могла быть успешной при условии устранения нерациональности в потреблении и производстве. Новый советский режим потребления, начиная с 1960-х годов, мог бы процветать не только благодаря росту национального дохода, но и благодаря триумфу системы образования, порождающей грамотных планировщиков и искушенных потребителей.

В западных капиталистических странах отпуск, проводимый на одном месте (по-французски – «villegiature»), слился с турпоездками, все это стало называться одним словом «туризм». В СССР эти два вида досуговых поездок оставались отделенными друг от друга в концептуальном и административном отношениях, золотым стандартом по-прежнему являлся «отдых», Меккой для поклонников которого был Сочи. Но некоторые – прежде всего самые привилегированные – получали и то, и другое. Путешествие стало знаком статусного потребления, таким же заметным и важным, как синие джинсы, транзисторные приемники, автомашины. Хорошо одетые отпускники в фильме «Из жизни отдыхающих» представляют советскую интеллигенцию: математик, дипломат, пожилая женщина аристократической наружности, знавшая в молодости – в 1920-е годы – поэтов Владимира Маяковского и Сергея Есенина, профессор, играющий на гитаре. Скука такого октябрьского отпуска во многом являлась следствием того, что все было знакомо и повторялось из года в год. «В прошлом году в Сочи я был на лечении, – говорит один из персонажей, – за двадцать четыре дня ни одного лекарства, ни одной процедуры». Двое сравнивают впечатления от Италии, вспоминая «этот Пентагон, то есть Ватикан»[387] и перечисляя города, которые посетили. Поскольку туризм, в современном его понимании, после 1955 года стал более доступным и популярным, двум видам отпуска суждено было пересекаться и сливаться, как будет показано в следующей главе, – но отпуск на курорте оставался и будет оставаться и впредь самым значимым и самым престижным: «В Сочи, я думаю, хоть раз в жизни отдыхает каждый человек».

Глава шестая

Постпролетарский туризм

«Новый советский человек» отправляется в дорогу

Когда «Комсомольская правда» в 1966 году устроила среди своих читателей опрос о том, как они предпочитают проводить отпуск, специалисты по изучению общественного мнения были удивлены, узнав, что 72 % респондентов – приверженцы «онегинской охоты к перемене мест» [Грушин 2003:154,165]. Один из них, механик из Ульяновска, писал: «Из всех видов отдыха я считаю наиболее полноценным туризм. Достоинства его неоспоримы. Здесь ты совершенно свободен в выборе местожительства и способа отдыха. Даже “дикари”-курортники не могут похвастаться такими преимуществами»1. Ему вторил инженер из Харькова: туризм – самый полезный вид отдыха.

Принимая на вооружение старый лозунг туристского движения: «Туризм – лучший вид отдыха», читатели газеты подчеркивали тем самым необходимость строительства новых – и более совершенных – комплексов для отдыха, издания карт и путеводителей, становления новой культуры отпуска, которая позволила бы им путешествовать рациональным и комфортным способом. Туризм, ранее остававшийся уделом физически активной части населения и рассматриваемый остальными как второсортный отдых, внезапно получил новый статус, став пользоваться уважением. [388]

Респонденты в особенности противопоставляли отпуск, проводимый в дороге, малоподвижному пребыванию в санаториях и домах отдыха. Все цели, которые преследовал человек, отправляясь в ежегодный отпуск, – восстановить трудоспособность для очередного рабочего года, поправить здоровье, порвать с обычной рутиной, расширить свой кругозор, узнать что-нибудь новое – эффективнее достигались во время путешествия, чем при сидении на месте.